*  *  *

В порту, на бумажных фонариках этой страны –

нелепые буквы, подобные скудным нарядам

туземок, которые, впрочем, не так уж страшны,

как мнится Гогену, а просто – чужие. Не рядом.

Не пахнут, как люди. Не севером. Мой адмирал,

вы помните свадьбу. Жена, сорванец, недотрога –

она прижималась, мурлыкнув, и я замирал

от запаха женщины, точно от голоса бога.

В служебной депеше нет места амурам. Засим

закончу. Простите мне вывод, но наше либидо

зависит от нюха, а весь пресловутый расизм –

вопрос остроты обоняния. Как ни обидно.

У крейсера течь. У мартышек веселье. Они

разят ароматами спермы и свежего пота.

Мы – пахнем унылой капустой, и клочья брони

шлифуем, сто лет дожидаясь резервного флота.

Сознание молится запахам. Где-то во мне

шевелится ужас, что я ни в одном ритуале

не чувствую запаха родины. В этой войне,

отец, мы уже проиграли.

                                                       07.09.2013

                       *  *  *

Рогатый череп бога. По рогам

расселись птицы. В горло по горам

проникла осень. Стиснула. Сковала.

«Ты станешь нем. Ты слышишь, мой поэт?»

Молчание – осенний пируэт

бельканто. Каллиграфия вокала.

Опять учусь безмолвию. Опять

боюсь, что не успею опоздать

не к танцу, но к усталости от танца.

Белеет кость. Кончается коньяк.

Вот только эта осень всё никак

не кончится. «Я ухожу». «Останься».

Июнь. Зима. Проходит немота,

слова не уплывают мимо рта,

и снова голос ясен и певуч. Но –

кому теперь нужны мои слова?

Я крикну. Хлопнув крыльями, сова

взлетит и расхохочется. Беззвучно.

                                           9.09.2013

                        *  *  *

Шалтай-Болтай сидел на стене.

Шалтай-Болтай свалился ко мне.

Он падал, как молния через грозу,

ко мне – потому что я бегал внизу.

Шалтай-Болтай продумал маршрут.

Шалтай-Болтай закрыл парашют.

Он падал ко мне миллионами жал

прицельно – куда бы я ни побежал.

Шалтай-Болтай ломает мой бок.

Шалтай-Болтай глотает желток.

Он лезет в дыру, не снимая кальсон,

и я понимаю, что всё это – сон.

Шалтай-Болтай проснулся во мне.

Шалтай-Болтай прижался к стене.

Я чую: он чует чутьём неземным,

что я со стены наблюдаю за ним.

                                       10.09.2013 

                      *  *  *

Шарманка – от щеки до горизонта,

настойчива, наивна и картава,

мелодия скандалов и ризотто

из окон итальянского квартала,

венчайся с ним на празднике весеннем,

где он торгует музыкой из Вены,

бездумным летаргическим весельем

оправдывая быстрые измены

тебе – с тобою;

                                в воздухе окрестном

он пишет, удивлён и осчастливлен,

твой город, обернувшийся оркестром,

и море, обратившееся в ливень,

и эти неизбежные длинноты

июньских фраз и сырости осенней,

девчонку, выбирающую ноты

на ярмарке его прикосновений,

почти неосязаемых, полётных,

как радуга на кончике стилета,

фламенко на классических полотнах,

живой огонь в ловушке силуэта;

он пишет вас. Вы – музыка. Ни места,

ни времени для меньшего. Седея,

храни его, мелодия, невеста,

шарманка под щекой у Амадея.

                                        14.09.2013

                                  *  *  *

В теле, холодном, как утро над Андами. Или

в мокрых осенних проулках под сетью брусчатки.

Или в подлеченной лаймом дешёвой текиле,

высохшей годы назад на беспалой перчатке.

В гонке по горному городу. В памяти. Вроде,

ты и не ищешь его, наглеца, самозванца,

лживого, точно чужие стихи в переводе

на торопливый жаргон поцелуев и танца.

Длинный, в нелепой одежде из мятого блеска,

ливень как ливень. Единственный. Бывший однажды.

Вроде, и ты для него  –  не скользящая леска

ниже щетины на горле. Лекарство от жажды.

Вы не вернётесь. Но здесь, над жаровней с углями,

в байкерском баре на всё ещё юном востоке,

светит квадратное солнце с кривыми углами  –

ваш амулетик, случайно забытый на стойке.

                                                                  06.10.2013

                         *  *  * 

Да, птицелов, сегодня последний рейс.

Не позовут птенцы, не загонят псы

к небу, где сердце мерно колотит в рельс  –

там, на конце посадочной полосы.

Там, где моя земля. И по всей земле  –

змеи. На каждый шаг по одной змее.

Помнишь узор на коже? В узоре тлел

воздух, струилась кобра, ползла гюрза,

властно текли тугие спирали тел

вверх по рукам. И выше  –  глаза в глаза.

Верь им. Люби их гнёзда. Корми с утра

кровью и тихим золотом изо рта.

Видишь плечо? Ложись на него и спи.

Кожа крепка. Узоры подобны снам.

Я помогу, не бойся. В моей степи

можно начать со смерти. Но дальше – сам.

Спи, змеелов. Иди к девяти кругам.

К небу, по пояс вкопанному в курган.

                                                06.10.2013

                                *  *  *

Веер. Бамбуковый ветер. Натянутый шёлк.

Вечный мальчишеский голос читает стишок.

Тысячу лет он приходит с пустого листа.

Девочка трогает лист, но не видит лица.

Веер касается воздуха. Воздух искрит.

Губы касаются слов, вспоминая санскрит.

Тает янтарь на ладони. Поёт вдалеке

древнее время на древнем чужом языке.

Девочка слушает. Девочка слышит слова.

Мальчик читает. По шёлку стекает смола.

                                                  11.10.2013

ШИРЯЕВ, Андрей Владимирович (1965, Целиноград – 2013, Сан-Рафаэль, Эквадор). Русский поэт, прозаик. Член Союза писателей Москвы. Автор «Записок об Эквадоре». Учился в Литературном институте им. Горького на отделении поэзии в семинаре Юрия Левитанского. Работал журналистом, редактором. В начале 2000-х переселился в Эквадор. При жизни вышло шесть сборников стихов.

    Также на сайте: http://www.shiryaev.com