Skip navigation.
Home
Связь времён

Навигация
Home » Поэзия

2021- МАШИНСКАЯ, Ирина

Кафрский орел, Aquila verreauxii,
на рассвете


Легко засыпает, легко
просыпается –  

враз возвращаются сила и
голос –
прямой, без теней, экивоков,
наклона –
как никуда не девался с поверхности –
влитый в себя.

Зависает – и сверху решкой сканирует ясную землю,
сухой ареал
до близких границ
своей вольной оседлости.  
Но ‘Африка’ или  
само его имя, и тот, кого носит на зубчатых крыльях
 – Верро – 
ему не нужны и не ведомы.

Он просыпается враз, 
ничего не проспав, не просыпав, не взяв
лишнего. 

Тяга. Лишь раскрывается веер – как ласты и листья
огромного дерева,
в нем 
– размах, насаженный на вертикаль –
весь ты, един,
видимый лишь наяву.



Оса

осыпается
разламывается на два
куска
на два неживых оска
 
на две
подушечки для шитья
жало осоки
тростник что неточно зовешь камыш
пока спишь
развинчивается
без ножа и ножниц
 
оса тупа –
разбитая надвое
еще дня два
думает что жива

думает знает себя оса
 
ночью ей снится она мертва
днем что она жива



***

Змеи непостижимое движенье,
ее ходьба,
ее ведет невидимое тренье -
сгибания и прямизны борьба,
змея идет, приподнимая тело 
и мой страх 
ей разом сообщает ускоренье,
змея уже почти чеканит шаг




Оттепель

1. Списки 

Земля в плесени по весне
земля зерниста
глина паюсна

приплюснутая с полюсов
несется книжка записная

разворочена вся
исчеркана
но вновь ясна

Как до снегов ещё когда сама
набрасывала стихотворенье
и в списки смертные выносит исправленья


2.   По краю

Где пузыри были бугры наледи
вытаивают и ко дну идут багры

Из заводи
зовут жабы наждачные
заходи заходи

Не останавливайся на краю леса
Не раздумывай        
по какой тропе
дуй в чащу
напрямик
как стрела отвеса


3. У кинотеатра. 60-е

Дан весне лес
как камню вес
как ветке наклон
дан ей он

И выходят из кино на свет
собираются кого нет
вплавь вброд
добираются
вновь вдруг сходятся в круг

по дну голыши
по воде коряги
стали в круг камыши 
замшевые хуи стиляги 
               

4. Всё тает

открой
поверить алгеброй горение 
земли расхристанной сырой
не зря пошло по ней поветрие  
сырое геометрие
явился март декарт 
всё всё соединил                                               


Три времени 

Закат

клетка
конец лета
птица пятница 
 

Отражения
 
по осени придут на веслах
люди длинной воли
проплывут внимательно по теням ветвей
 

Стык
 
конец года – конец долга
начало года 
ночам долго
 


Лагуна холодной весной 

I
 
К утру остыла гладкая лагуна,
а я люблю невидимый чертеж,
когда он весь – единая лакуна,
 
но гребешков тираж не выйдя весь уже идет под нож
луча. 
          Свобода: мелко, плоско,
по щиколотку, дальше не войдешь –
 
так ломит пальцы, и вдали – полоска
слепящей отмели. И даже если "it"
не значит "it", то этого наброска
 
достаточен нестойкий реквизит,
как слов курсив, полоска,
когда так светится, так близко дно сквозит –
 
мгновенная ребристая кутузка.
 

II
 
К утру остыла гладкая лагуна,
и я делю мгновенье пополам
на есть и есть, и плюс еще лакуна
 
не-будущего, бледноликий хлам
не-сущего – так тень не задевая
скользит по солнечным невиданным горам,  
 
поверхность now and here, как есть, нагая,
измятое несущее плато
ребристого оранжевого рая 

уже на волны масло разлито.
Лимонный свет с огромного лица 
несётся на незримое лото и 

маятник раскачивается

III

Так обмануть пытается пространство 
бедняк, владелец комнаты одной,
складную ширму ¬– шаткое убранство –

вообразив бетонною стеной
из рисовой бумаги и бамбука
и думает: распустится листвой. 

До первого настойчиво стука! –
и складень валится за первый горизонт
той лески что натянута с востока

лишь солнечный посыплется десант. 

IV
К утру остыла гладкая лагуна,
огромная чертежная доска –
зигзаги лески, быстрая рейсшина,

тираж, к ножу бегущий – ни мазка,
лишь линии, штрихи – следы курсива
невидимого, но пока резка

картинка эта, не скажи красиво
удержишься ведь (отмель, литораль)?
– затвор и щелк: раскроенное слово –

так, перекатная, и ты скрывайся, голь.



Озеро

I.Складка

Сумерки, складка 
прячется в складку, 
то, что казалось озером, 
складывается, сворачивается в одно,

в скользкую складку ряби, морщинистую подкладку 
с зацепками, петлями 
            с толстыми нитями лилий, обрывками водорослей,
– тина, ее ткань, наконец, сходится.
Первым в озере исчезает дно. 

Всё, что когда-либо кануло, вся, вся мелочь поверхности
тысячи разных, резных закатов,
вся, зеленея, медь,

ссыпанная горстями в запаянную копилку 
                                                                   верности,
возвращается в воздух, раковина переворачивается,
озеро перестает смотреть.



II.  Абрис

Снова озеро
не дало мне увидеть себя, 
снова ненужно вернуло меня,
как всякое зеркало или умерший, если глядеть прямо 

в него. Пенная рама у берега
                                      – единственное, что вижу: 
ее неважная масса, ненужный вымороченный светлеющий к ночи барочный ее
узор, пузыри-ноздри, водоросли, потерянная
 слишком большая маска 

с растянутыми резинками – 
воздымается и опадает уже неживая ткань,
дыханье нежизни из пузырей-бойниц –

пленная рвань,
              исчезая,
схваченнная войсками
                       моих ресниц.


III. Котлован. 1960-е

В начале не было. Потом снова и снова
долбили, вырыли и укрепили дно 
и постепенно он становился пруд, ‘оно’,
озеро, 
              рот означал: слово,

ноздри значили: нюх
Пруд-сирота, не жалуясь, самотворил судьбу.
Жабы матерчатые, их 
ножевая ткань. 
                 Каждый вечер я выхожу на дамбу

и, возвращаясь затемно, уже не вижу, как 
                                    подспудно оно оживает в движеньях сил 
от знака к знаку, в коротких бросках мальков,  как  
пленкой стяжения перевернувшись ниц,

оживает выпуклый, заливший весь глаз зрачок, зрак, 
линза озера, становясь тем, что есть, 
                       всматривается в свой первородный ил
как осока встает войсками ресниц, как становился светел абрис его границ



IV. Сентябрь. Пруд

Озеро, исчерканное стрекозами, штихелем их,
травленый штрих 
поверхности, все что в наших глазах
выжило – выдержка, perseverance

озера. Гибель мальков, стоны мостов, 
оковы камня, пьесы водорослей, рваные стебли лилий: resilience их,
тяжесть ветров, выдолбленное 60-х 
нижнее дно, сдавленность пленной 
                                      судьбы, полный ее швах.

Пруд-сирота, пустеющий к сентябрю.
раскачивающийся,
      очнись

к декабрю внутри 
все, все, как швы, разошлись, 
                                  я смотрю
из-подо льда, черного снизу, как водяной рис.



Ирина Машинская — поэт, эссеист. Родилась в Москве. Окончила географический факультет и аспирантуру МГУ им. М. В. Ломоносова. В 1986 г. основала в Москве детскую литературную студию «Снегирь». В 1991 эмигрировала США, где работала переводчиком, школьным учителем математики и естествознания, преподавала в университетах. Главный редактор основанного совместно c поэтом Олегом Вулфом (1954-2011) литературного проекта «СтоСвет». Cоредактор (совместно с Р. Чандлером и Б. Дралюком) англоязычной антологии русской поэзии, The Penguin Book of Russian Рoetry (Penguin Classics, 2015) и англоязычного журнала Cardinal Points. Автор десяти книг стихов и переводов, в том числе, избранного «Волк» (Новое литературное обозрение, 2009), «Делавер» ( АРГО-РИСК, 2017), и эссеистской «Книги отражений» (Кабинетный ученый/InВерсия, 2021). Лауреат (совместно с Борисом Дралюком) Первой премии Иосифа Бродского/Стивена Спендера (2012).  Первые премии Первого Волошинского конкурса (2003) и сетевого конкурса «Русская Америка». Стипендиат фонда Готорнден (Hawthornden), Шотландия (2017). Стипендиат Фонда Джеральдин  Р. Додж для учителей (Geraldine R. Dodge Fellowship Award for teaching (1997). Живет в Нью-Джерси и Пенсильвании.