Skip navigation.
Home
Связь времён

Навигация
Home

Лиана АЛАВЕРДОВА, Бруклин.



Поэт, переводчик, драматург.  Родилась в Баку. Поэтические сборники: «Рифмы», 1997; «Эмигрантская тетрадь», 2004; «Из Баку в Бруклин», 2007 (на русском и англ.). Публикации в периодических изданиях Америки.



 

ДВЕНАДЦАТАЯ ЖИЗНЬ

  Автору предсказали, что она живёт
  в двенадцатый и  последний раз.


Двенадцать раз стояла на краю
и мглу небытия грызя, буровя,
двенадцать раз сквозь перегной иль с кровью
я прозревала будущность свою.


Двенадцать раз, гадая у порога,
я вглядывалась в брезжущую тьму,
и вдаль стремилась утлая пирога,
покорная маршруту своему.


Двенадцать раз лопатки иль крыла
сводил порыв к свободе неуёмный,
двенадцать раз, биясь незнаньем тёмным,
душа любви и мудрости ждала.


Двенадцать раз оленихой, травой,
тигрицей, безнадежно дальним эхом...
Не много ли? Теперь вот человека
узнали вы, негордого собой.


Так вот откуда голос занесён?
Усталым от событий и пророчеств
мерцает и струится между строчек
то знанье, для которого рождён.


Кто я была? Где жизни? Где следы?
В каких участках мозга или кода
запечатлелась прежняя порода,
ущелья, небеса, поля, сады?


И вот теперь, последнее звено
вплетя в окружность дюжины рождений,
мне предстоит, испив блаженной лени,
ступить, не дрогнув, в звёздное окно.


В последний раз живу! В последний миг,
как при рожденьи, жадным, мутным зраком
ширь охватив, ненужной плотью, шлаком
уйду туда, откуда мир возник.

ТРЁХСОТЛЕТНИМ ЧИНАРАМ ПЕРЕД ДВОРЦОМ ШЕКИНСКИХ ХАНОВ

Две  гордые чинары (вы – растенья?)
возвысились и заслонили небо,
и шепчут что-то, ведомое только
дождям и птицам, мне и не постичь.
Вот так бы я под вами простояла
все триста лет, но надо уходить...

***

И это всё? И это, значит, зрелость?
И молодости я скажу «прощай»?
Мне никогда так не звалось, не пелось
восторженно-недужно, так и знай.
Мне хочется, забившись в угол кельи,
стихи копить безгрешно, как пчела;
как плуг остервенело рыхлит землю,
допытываться таинств ремесла;
пить древних слов тягучую дремучесть,
что пахнет брагой, травами дубрав,
и оставаться, протестуя, мучась,
покорной перед тем, кто вечно прав;
пойти в ученики (о, знать, к кому бы!),
смиренно на свирели напевать;
смотреть, как оленёнок тянет губы
к сосцам, что важно подставляет мать.
Там лавры вольно дышат, зычны лиры,
и грозен в облаках седой Олимп,
и тень от козлоногого Сатира
прохладит щёки длиннокудрых нимф.
Где этот мир, зелёный-презелёный,
язычески обильный навсегда?
Где вы, розоволицые матроны
и мощные когда-то города?
Что молодость? Что зрелость? Все пустое!
Мир вечно юн, пока мы живы в нём.
И снова Дафнис обнимает Хлою,
как мы с тобой обнимемся. Пойдём!

***


                  Лауре Вольфсон (To Laura Wolfson)


Когда бы каждый увидал тебя,
Как вижу я  тебя, моя Лаура,
То и подсолнух  головой понурой
Воспрял бы снова, к небу обратясь. 
Пока ты есть – мир обретает смысл,
А без тебя мне делается жутко,
И сердце жжёт, и леденит рассудок
Сверлящая, кощунственная  мысль. 
Каким богам  молитвы сотворить?
В какой бежать мне храм, в какие дела?
Где ведуны могучие, чтоб знали,
Как укрепить тончающую нить?


Молчит небес  тугая пелена,
Но я молюсь, надеждою полна.

***


Ещё до встречи мы разлучены.
Кому угодно было так – не знаю.
Наверно, правда, что судьба слепая.
Ещё до встречи мы разлучены.


Мы нежностью, мы горечью пьяны,
а за спиной уже давно судачат.
Напрасно нам завидуете, знайте:
ещё до встречи мы разлучены.


Когда твой взгляд я на себе ловлю,
тот взгляд, что восхищённо-долго длится,
чью музыку мы оборвать должны,


я понимаю, как тебя люблю.
Мне от твоих объятий не укрыться.
Ещё до встречи мы разлучены.

***

О, кто сравнил любовь со слепотой?
Как много я в глазах твоих читаю!
Так глубоко, так верно понимаю,
хоть это и не радует порой.

Мне трудно сочинить сонет иной,
зато твоим улыбкам цену знаю:
вот эта благодушна, та хмельная,
и бешенство проглядывает в той.

Цыганка ль угадает наперёд
твоей души изменчивой извивы?
О, как мелка и немощна она!

Какую муку приберёг восход?
О чём молчат недвижные оливы,
когда я так тревогою больна.