Skip navigation.
Home
Связь времён

Навигация
Home

Дмитрий Бобышев

БОБЫШЕВ, Дмитрий Васильевич, Шампейн, Иллинойс. Поэт, эссеист, мемуарист, переводчик, профессор Иллинойского университета в г. Шампейн-Урбана, США. Родился в Мариуполе в 1936 году, вырос и жил в Ленинграде, участвовал в самиздате. На Западе с 1979 года. Книги стихов: «Зияния» (Париж, 1979), «Звери св. Антония» (Нью-Йорк, 1985, совместно с Михаилом Шемякиным), «Полнота всего» (Санкт-Петербург, 1992), «Русские терцины и другие стихотворения» (Санкт-Петербург, 1992), «Ангелы и Силы» (Нью-Йорк, 1997), «Жар–Куст» (Париж, 2003), «Знакомства слов» (Москва, 2003), «Ода воздухоплаванию» (Москва, 2007). Автор-составитель раздела «Третья волна» в «Словаре поэтов русского зарубежья» (Санкт-Петербург, 1999). Автор литературных воспоминаний «Я здесь (человекотекст)» (Москва, 2003) и «Автопортрет в лицах (человекотекст)» (Москва, 2008). Подборки стихов, статьи и рецензии печатались в эмигрантских и российских журналах.

2012-Бобышев, Дмитрий



       НА ЛУГУ

Профессорская элегия

За что перипатетику награда, 
привал и батарейкам подзаряд, 
очков моих двухфокусных услада: 
юнцов, юниц осмысленное стадо 
и вкруг всего – архитектурный сад?
Нет лучше места для меня, чем квад.

Нет лучше луга на Земле, чем этот,
чем тут – под бобрик стриженый квадрат,
согласный звон курантов и брегета,
расчерченных дорожек перехват,
где дико мчат (кому там черт не брат?)
на роликах, на досках до обеда...

Стремительны, особенно с утра, – 
дезабилье, и – мимо бронзуляков...
Им – Alma Mater, мне она сестра, 
пускай от предыдущих браков, 
что заключал здесь росчерком пера
масонский Исаак или Иаков.

Ведь у Труда с Наукой – чем не брак?
А что у Прилежанья с Просвещеньем?
Да, университет не для гуляк, 
за что такая доля вообще мне?
Я дам намек для любопытной черни: 
скорей за что-то, чем за просто так.

В цене тут и ученость, и таланты.
Вот желтый лист зажегся, как фонарь
(метафора стара, да рифмы ладны), 
вот рыжий, вот лиловый, как Боннар 
или Синьяк, – и осень, жар и ярь 
в листве малюя, киноварит пятна...


И кампус так оранжево чреват, 
как лицами – толпа, всё не привыкну: 
Шанхай, Бомбей, Багдад (хоть не бомбят!) – 
а то еще придумали новинку: 
объятья просто так, и – нарасхват!
И я туда ж, – помалу, повелику, 
а свил себе гнездовье, поелику 
люблю я полдень, бой курантов, квад...

Люблю. Но есть какая-то надсада 
на самом дне – чего? – души, ума 
по поводу того, что так бы надо 
в стране, где много лет меня нема.
Вот так бы... Да куда там! Поздновато. 
Ученье – свет, а неученых тьма, 
да там и нет ни кампуса, ни квада.

Шампейн, Иллинойс, ноябрь 2005 - май 2006

 

НОКТЮРН

Звезды – это мысли Бога 
обо всем, о нас: 
обращенный к нам нестрого, 
но – призор, наказ.

Свет осмысленный – от века 
и сквозь век – до дна.
Заодно – души проверка: 
а цела ль она?

Не совсем без порицанья, 
прямо в нас и вниз 
льются светлые мерцанья 
как бы сквозь ресниц.

Это – звезды, Божьи мысли, 
святоточья течь.
Поглядеть на них – умыться, 
перед тем как лечь.

Знаю: взрывы и пульсары, 
лед и гнев огня.
Может быть, такой же самый 
такт и у меня?

Я ль тогда, как белый карлик 
в прорвах черных дыр, 
вдруг – случайный отыскал их 
смысл: зенит, надир?

Этот знак, души побудка, 
Божья звездоречь, 
обещают: будут, будто, 
ночь меня стеречь.

Ну, а днем что с ними делать: 
карту Мира смять?
Было мук у Данте – девять, 
у меня – их пять.

Пять неправых нетерпений: 
чтоб сейчас и здесь, 
непременно, и теперь, и –
«бы» – чтоб стало «есть».

И, мою смиряя малость, 
в душу луч проник, 
чтобы гнулся, не ломаясь, 
мыслящий тростник.

Шампейн, Иллинойс, июль – август 2003

 



                ПОЛЕНОВО
 
               Юрию Кублановскому

Радость отныне вижу такою: 
соловьиная ночь над Окою...
Можно ль теперь так писать?
Можно. Пиши – если видишь чрез око 
Анны Ахматовой; голосом Блока 
пой аллею и сад.

Свисту заречному несколько тактов 
дай для начала, и сам оттатакай. 
Трелью залившись, услышь 
(миром сердечным на мир и ответив), 
как отвечает мерцанию тверди 
мимотекучая тишь.

Странно и струнно рекою струима, 
песнь хоровая, как «свят» херувима, –
весть это тоже и свет. 
Даль – это высь, это глуби и блесни, 
и горловые рулады, и всплески;
«да» – это, может быть, «нет».

Жизнь – это, может быть, миг. Он огромен, 
и ничего как бы не было, кроме 
длящегося через годы «сейчас».
Жизнь отныне вижу такою: 
блеск, мрак, соловьи за Окою, 
труд, боль и гора, пред коей 
яро горит свеча.

Поленово – Москва, 5 июня – 21 октября 2003