Skip navigation.
Home
Связь времён

Навигация
Home

2016-Михаил СИНЕЛЬНИКОВ. К 70-летию со дня рождения.

  

                     Вайоминг

 В общем рад я, что вышло счастливо,
 Ничего ведь и не было там,
 Только юность и ветер с залива,
 Приносящий прохладу цветам.

 Только южное солнце в зените…
 Ничего не решалось всерьёз.
 Только нити, воздушные нити
И взмывавшие пряди волос.

Этим ветром пустым, легковейным
Только издали дышит она
На вайомингском ранчо с бассейном,
Водным зеркалом отражена.

Пробуждаясь на свежем рассвете,
Поднимается сеттер с ковра,
На урок снаряжаются дети,
И всегда хороши вечера.

С ней танцует супруг её старый,
Запоздалым участьем согрет,
И летит над кружащейся парой
Облетающей яблони цвет.


                    *  *  *
То умнея с детьми, то глупея,
Ты поймёшь невзначай, что меж тем
Постепенно растёт мениппея
Из диковинных детских поэм.

И такая для сердца отрада
Обновлённые эти слова,
Эти россказни детского сада
В простоте своего волшебства.

Продвигаясь к небесной отчизне,
У преддверья её рубежа,
В Царство Божие входишь при жизни,
Эту милую руку держа.


                     *  *  *

Как старятся бедные вещи
И рушатся наперерыв,
Свой облик бесплотный и вещий
В потёмках души затаив!

И трогает всё без изъятья,
Когда ненароком найдёшь
Клочок материнского платья,
Отцовский поломанный нож.

Конечно, плохой, перочинный,
И пятен на узком клинке
Коснёшься в тоске беспричинной,
Уже и нездешней тоске.


                         Кот

Домашний, не словивший мыши,
Видавший кошек лишь во сне,
Дышавший в старости всё тише,
Чуть шелестевший в тишине.

Простецкий – на носу нашлёпка,
Бок о бок гревшийся, урча.
Взглянувший преданно и робко
На приведённого врача.

Когда ж пришла пора плохая,
Спешивший скрыться под кровать,
И, даже в муках издыхая,
Еще пытавшийся обнять.

                   *  *  *

Рассказать ли о дороге,
Серпантинах вихревых,
Где подъем и спуск пологий
Держат ритм и ставят стих?

Как летел, цеплял, царапал
Ветер, гнавший облака,
И метался строй метафор
За бортом грузовика…

Пусть же вихрей встречных сила
Даст, как молодость вернуть,
Все, что радость мне дарило –
Верный звук и долгий путь!

А когда подступит проза,
Пусть прервётся жизнь моя
И блеснёт у перевоза
Леты зыбкая струя.


               Акрополь

В Афинах цыгане и влахи
И смуглый в тюрбане Тунис,
Туристы на мраморном прахе,
Который над бездной завис.

Но щебня священного опаль
Домой не возили б досель,
Когда б не высокий Акрополь,
Прибежище и колыбель.

К подножью равнина приникла,
И чудится – в блеске над ней
Всё длится эпоха Перикла,
И Гелиос гонит коней.


               Нике Самофракийская

Отчего ты воздвиглась над входом в музей?
Чтобы сделать ненужным его.
После крыльев твоих там, на что ни глазей,
Всё обыденно или мертво.

В этих мраморных складках небрежных одежд
Дремлет ветер победы всегда.
Ты спасала, случалось, лишенных надежд,
Искалечена, зла и тверда.

Марафон, накрывая неистовством крыл,
Озарила твоя белизна,
Но и пепел крушенья, и прах Фермопил
Осенила незримо она.

Вдруг покажется, прожита жизнь до конца,
Но почудится блеск впереди…
Пораженье моё, как и ты, без лица,
Но твой жар не остынет в груди!


           Античный театр

Турецкий городок старинный.
Всего приметней и древней
Театра мощные руины,
Густое скопище камней.

Не воскрешенья Антигона,
Лишь погребенья у судеб
Молила здесь, вбежав с разгона
И в гуще лиц узрев Эреб.

Как всё же гибельна Эллада!
Игра страстей её сожгла…
Как нежит смертная прохлада
Её прекрасные тела!

Сам в призрачном античном хоре
Стою и слышу долгий вой –
И Ионическое море
Рыдает за моей спиной.


              Помпея

Мрамор тёмен и задымлен,
Но в золе ещё сохранны
Скудный быт и роскошь римлян,
Их курортные романы.

В едком прахе, злом и тихом,
Гомон цирка, полдень виллы,
Где рабов кормили жмыхом
И не слышали сивиллы.

Так, доверившись фортуне
И любуясь дивным морем.
Изверженья накануне
Тяжбы мы ведём и спорим.

И незримый скроет пеплум
Всё, что, рухнув бездыханно,
Пролежит в обнимку с пеплом,
Ожидая Винкельмана.

Жизни мелкие событья
Быстротечной и лукавой
И любовников соитья,
Продлеваемые лавой.


Клеопатра

То, что в памяти долго дремало,
Созревало, уйдя в темноту,
Поднимается вдруг из провала,
Самоцветно горит на свету.

Но, мелькнув, лишь на миг просияет,
И продолжился пир, мельтеша,
И жемчужину в уксус бросает
Клеопатра, больная душа.
                           2 марта 2015


               Античное

Полети над волной, гальциона,
Устремляясь вослед кораблю,
Чтобы, вздрогнув от визга и стона,
Все вернулись, кого я люблю!

Самой лучшей уж нет половины,
Только видишь, блуждая в былом,
Как бегут водяные лавины
Под твоим быстролётным крылом.

Но еще не совсем онемело
Время странствий и горьких обид,
Если в роще поёт Филомела
И Психея в неволе скорбит.

Если снова черты Евридики
Я в лице Мнемозины обрёл
И друзей незабвенные лики
В сновиденье приносит Эол.


            Заключение

Есть у неистовства пределы…
Освободившийся народ,
Обобранный и поределый,
Спешит и ничего не ждёт.

Тюремщик не расслышал стона
И задремал усталый суд,
И вот уж голову Дантона
К толпе за волосы несут.


                   Пер-Лашез

                                 Кармен Брагару

Отчего-то к Европе иссяк интерес,
К ней дорога теперь далека мне,
И уже не увижу немой Пер-Лашез,
Где тускнеют священные камни.

И Стена Коммунаров мне чудится вдруг.
Их рантье в галифе, в эполетах
Убивали тогда за мозолистость рук,
Но и сами исчезли, и нет их.

Был и свой на просторах моих вагонзак…
Ах, за всё, что прочёл я когда-то,
Низко кланяюсь вам, и Гюго и Бальзак,
В позолоте прощальной заката.

Через мост Мирабо по дороге в Орли
Без задержки в бистро и кофейне,
Две гвоздики вчера от меня отвезли
На плиту безотрадного Гейне.


                   Шекспир

Я видел их – и Гамлета и Лира,
И от Макбета был невдалеке.
Вцепившись в стебли острые аира,
Ещё плывёт Офелия в реке.

Сам шутовские я слагал куплеты,
Кровавой плотью Шейлоку платил,
С Фальстафом пил и под окном Джульетты
Ромео неудачливым бродил.

Меня ль не предавала Клеопатра!
Не я ль, смиряясь перед их гурьбой
И всех впуская в сердце из театра,
Вдруг становился в этот миг собой.


                  Из романа

Постарел этот маленький Моцарт,
Полной чашей испивший до дна
И вино этой жизни и оцет,
И сожгла рыжину седина.

Возвращённый Парижу и Вене,
Средь концертных сияющих зал,
Он из всех незабвенных мгновений
Постоянно одно возвращал.

Только утро прощальных гастролей,
Пробужденье на сизой заре
Там, где воздух пронизан неволей,
На глухом постоялом дворе.

Где какая-то скрытная сила,
Непостижная тюркская мгла,
Расставаясь, его сохранила
И в мелькнувших годах сберегла.

Всё из памяти начисто вымой,
Всё равно эти горы тверды,
Долог зов азиатки любимой
Сквозь журчанье арычной воды.


                Кемин

Там, где медлительный Кемин
Вдруг убыстряет бег
И всхолмий охра и кармин
Впадают в талый снег,

Где ледовитая волна
Качает берега,
Жила волшебница одна,
Косматая карга.

В потоке пролетевших лет
Я вижу только тьму
И этот вещий лунный свет,  
Упавший на кошму.

Но и сияние и мгла
Сплелись, как плач и смех
Той, что красавицей была
Наказанной за грех.

И в час ночной в глухом краю
Препоручила мне
Всю переменчивость свою
И верность быстрине.


                     Паук

Убегай – я рукою не двину!
Спас, должно быть, я множество мух,
Но разрушил твою паутину,
И она разлетелась, как пух.

Как прекрасны тончайшие нити,
Как искусна работа твоя!
Ну, давайте, такое сотките
В пустоте своего бытия!

Затаился в щели, коченея,
И не знаешь, что в мареве сна
Сетью, тоньше твоей и прочнее,
Вся вселенная оплетена.

Как художник, сурово и прямо
Я застыл перед жизнью своей.
Как согбенный во мгле Амстердама
Шлифовальщик прозрачных камней.



               Юрта

Видел я, как юрту ставят,
Как развьюченный верблюд
Степь родную воплем славит,
Как является уют.

В сиротливом и суровом
Бытии степного сна
Люди собраны под кровом,
Вот и утварь внесена.

И зимою здесь не зябко
И прохладно в летний зной,
Повертелась и прабабка
В этой зыбке подвесной.

И уже взывают струны
Старой дедовской домбры,
Как барханы и буруны,
Смены стужи и жары.

Человечий век недолог,
Долговечней войлок твой…
Я вдыхал, держась за полог,
Воздух воли кочевой.

Солнце падало далёко
В полыхавший окоём,
И, куда ни глянет око, –
Степи залиты огнём…

И возник в душе зальделой
На волнах разрыв-травы
Легкий образ юрты белой
Средь прощальной синевы.