Skip navigation.
Home

Навигация

2015-Игорь МИХАЛЕВИЧ-КАПЛАН

               СЛЕПЫЕ ДОЖДИ

Я могу придумать тебя... День догорает.
Лето за окнами тянется пылью дорожной.
Ты идешь по аллее в светотенях деревьев,
в поле стога сторожами засели за речкой.
Помнишь, когда-то вдвоем здесь гуляли?
Ветер приносит земные надежды и травы –
как бывает смертельна их горечь отравы.
В накрахмаленных белых одеждах домишки присели.
Вот и я возвращаюсь к знакомым проулкам.
Сад наш промыт слепыми дождями безумства.
Только ты ведь уходишь опять,
когда вновь приближаюсь к порогу,
сколько раз бы тебя ни придумал,
до запретной черты горизонта разлуки.

        *  *  *
Еще видны поля
под медным небом.
Уже заходит солнце,
словно на жаровне.
Прохлада близится
присутствием теней.
У рыжего кота
на красной крыше
в зрачках нагретых
остывает вечер.
Острее запахи
предтечей встречи,
добыча в камышах,
звериные прыжки.

      *  *  *
Брожу в тени.
Перебегает ветром голос листьев.
На ветвях птицы
купаются в прохладном кислороде.
Чернеет лодка.
Дыхание воды от рыбы серебрится.
Желание придет,
но силуэт на берегу не повторится...

            *  *  *
                                       Филиппу Берману
Мои года спрессованы
на диске странствий
в ячейках памяти
компьютерных страстей.
Так странно –
нажать на клавишу 
и вызвать океан,
где запах йода
и чаек йога,
на диске солнца
брызги сосен.
А жизнь
так удивительно проста,
когда оставит женщина следы
на желтой полосе песка.
Я, океан и голубой экран –
мираж столетия –
всего мгновение
стихийной радости
на берегу творения стиха.

             *  *  *
Усталая рука щеки коснется,
ладонь расплавит холод лба,
копна струящихся волос
ответит магнетизму пальцев.
Губами плавит теплый воздух
забытые слова.
Зажгу глаза –
два пятака на счастье.
И розовеет кожа
фарфоровой вазы –
твой овал лица.
       *  *  *
                                Ире Гутман
Мчится осень
табуном из листьев.
Пятна на боках у скакунов,
как отраженье неба.
Лишь один наездник
мальчик-лето
стал кентавром,
молодым мужчиной.
Ветер, ветер,
от копыт до гривы,
не играй с девчонкой,
осень – плодоносит.

         ПРИЗРАК

Чернобыльник, чернобыл, чернобыль 
Это полынь, 
Это быльник.

В черную пыль 
плыл Чернобыль, 
беременный атомной плотью.

Белокровные губы улиц 
на лице твоем, Украина. 
Глаза, облученные горем, 
в сердце моем, Украина.

Забудок, забудька –
красные стебли травы, 
отвар и настойка, 
бальзам обреченной души.

Я молюсь на другом берегу 
черной болью украинской ночи. 
Город невинным младенцем 
в тяжелой воде утонул.

        СЕТИ

Твое тело белее мела, 
легкие руки, гибкая шея. 
На губах горький сок 
срезанной веточки вишни. 
Глаза – золотистые рыбки. 
Попадаю на мгновения 
в твои сети,
ухожу от земного сомнения. 
Какой белый мир. 
Этот свет велик 
даже темной ночью.

  БЕЛЫЕ ДОРОГИ

Андалузия –
поля на рассвете,
оливковый запах холмов,
узоры легенд
на дворцовых решетках,
скорбь колен у церквей,
перила мостов,
как крестьянские плечи.
Андалузия –
будто подсолнечник
тянется к свету
на ступенях столетий.
Слишком поздно Испания
ослепила меня
белой пылью дорог –
за спиною другая судьба.

ВСЛЕД УХОДЯЩЕМУ СОЛНЦУ

Дом на зеленых холмах.
Солнце ушло,
остыли поля.
Женщина
на пороге
открытой двери.
За ней –
белая скатерть стола.
"Он вернется к тебе", –
шепчет трава.

В КРУГЕ ПЕРВОМ

                              В. М.
В обрывистом яру,
где на краю росли березы,
ветер шорох шагов уносил.
Потом мне возвращал их дождь.
Твое имя шелестело, как птица,
среди влажных ветвей.
Ночи были короткими,
и длинными – дни.
В круге первом
остались две тени...