Skip navigation.
Home
Связь времён

Навигация
Home

Связь времён 10 выпуск- ДУБРОВИНА, Елена

           НА ДРУГОЙ ПАРАЛЛЕЛИ…


                           ПОЭТУ

Из другого пространства, на другой параллели
Жизнь, играя со смертью, приближается к цели.
Вот и осень остыла, и с дождями в рассрочку
Осыпает листвою каждый выступ и строчку.
Гаснет день и уходит, погружаясь в безмолвье,
А он к книге последней строчит послесловье.
Только время бежит по строке циферблата,
И в окошко глядит неизвестная дата,
То ли в форме петли, то ли в виде вопроса.
И плывет как туман едкий дым папиросы.
В портсигаре пустом только память дробится,
И тяжелый туман на страницу ложится.
И неясно зачем, да и надо ли знать,
Когда время закроет навечно тетрадь.


                                *  *  * 

Когда заря за горизонтом пошлет нам первые лучи,
Ты вслушайся в природы пенье и помолчи.
Закрой глаза, уйди в блаженство, умри на миг,
Почувствуй время пробужденье и утра всхлип.
Заря настанет, свет нездешний нас озарит.
Цветы проснутся, станут травы, как малахит. 
И мир замрет в блаженном трансе на пять минут.
Виденья ночи, сны проснутся и вмиг умрут.
Осенний воздух, запах моря не пригублю.
Но прошепчу, едва проснувшись: «Я жизнь люблю».



                    *  *  *

Мне тесно от одиночества,
Пространство все уже и тише,
Раскаянье или пророчество
Крестом в душе моей вышито?

Четыре стены, как клетка,
Окно – на север выходит,
И машет сухая ветка
К холодной зимней погоде.

А где-то на дне – тревога
Мелкой дробится дрожью.
Прощенья просить у Бога?
Ответить на правду ложью?

Пусть жизнь пройдет в заточенье,
И ляжет на дно обида,
Но только длится мгновенье,
Как вечная панихида.


                         *  *  *
          Памяти Ю.М.
1
И сердце чуть глуше, и голос чуть тише,
В накуренной комнате дым выше крыши.
Шуршание листьев, шептание истин,
Как будто провел кто-то черною кистью
По лицам сидящих и тех, кто не выжил,
И кто не вернулся, погиб под Парижем.
Их фото в дыму, будто в камере смерти
Они задохнулись, и в черном конверте
Последние строчки исписаны кровью
С какой-то почти что мистической болью.

2
Карандашом он водит беззвучно по тетради –
Неверные слова, неправильный ответ,
Но падает, как тень, холодный лунный свет,
И жить ему зачем? Писать – чего же ради?

А говорят дожди с утра идут в Неваде,
И в Магадане снег намел сугробов горб,
Сидит поэт, согнувшись, у старенькой тетради,
Он жил когда-то, где-то, и молод был, и горд.

Вдали от милых мест оставленных судьбою,
В чужой ему стране, под кровом серых крыш,
Под марш немецких песнь, и с желтою звездою,
Он видел из окна как погибал Париж, 

Как уводили ночью друзей по одиночке,
Добрейшего соседа и злейшего врага,
Еврейского мальчишку, еврейскую девчонку.
А он еще живой. Но это лишь… пока…

3
Шершавые ветки стучали, и в нише
Шумели негромко пугливые мыши,
Шалило в душе, и на мятой постели
Осталась лишь память прошедшей недели,
Когда уводили их в логово ночи,
И двери за ним заколачивал напрочь
Французский жандарм в голубой униформе,
Чтоб сделано было все точно по форме.
И шепотом ветер промолвил шутливо:
«Удачи, малыш, чтоб в душе не штормило».
Вагоны несли их в далекую Польшу,
В дыму задыхаясь, молились, чтоб больше
Не видели горя ни мать, ни отец,
И песню предсмертную спел им певец.
Дыханье хватало всего на минуты,
Морозы в Париже в тот год были люты.
Следы замела их пурга, словно смерч,
Когда под конвоем вели их на смерть.


             *  *  *

Не упади на колени,
Не преклонись перед будущим,
Прошлое – не во времени,
Узким пространством сужено.

А осень опять размокшая,
Дождями раскрасила, лужами,
И солнце, одевшись в желтое,
Узким пространством сужено.

Время стучит молоточками,
Будто стучится суженный,
Не многоточьем, точкою,
Прошлое наше сужено.

Нам бы любить безвременно,
Но в забытье погружена,
Любовь живет не во времени,
И памятью не разбужена.

Не вспоминать забытое,
Не вызывать ненужное,
Время, с судьбою слитое,
Узким пространством сужено.



К КАРТИНЕ ГУСТАВА КЛИМТА «МУЗЫКА»

От музыки как душу уберечь,
когда она так глубоко вплетает
то звуки томные – они спадают с плеч
и на губах, как снег холодный тают,
то плач скрипичный, тонкий, как струна,
натянутой на звездные обломки,
а он – то нежный, то сухой, то ломкий,
поет о том, что жизнь уже прошла. 
От музыки как душу сохранить,
чтобы она скользила вдоль вселенной,
и только мне протягивала нить
с волной соленой и морскою пеной.
От музыки как спрятаться в себя
и затаиться, чтоб никто не слышал,
как катится безмерная слеза
по небесам и по холодным крышам,
и исчезает в тайниках души,
где спрятаны удачи и болезни,
где звуки сердца всё еще слышны,
и музыка рождается из бездны.

         БЕССМЕРТИЕ

Ночь просыпается. Безмерна
Бессонница. Ей не уснуть –
Лучами стелет равномерно
Луна таинственный свой путь
К душе, так жаждущей прозренья,
Но долог путь и сложен взлет
От слепоты к двойному зренью,
К познанию и продолженью
Того, что взгляд не познает.
И мерно следуя по слуху
За пеньем улетевших птиц,
Духовность, подчиняясь духу,
Так жаждет смысл возродить
Души, мятущейся в пространстве
Между словами «я» и «мир»,
И только шепчет ночь в эфир
О несбывающемся счастье,
О том, что есть закон судьбы
Перерождения и смерти,
Что в этой страшной круговерти
Мы перед Богом все равны.


                 *  *  *

Жизнь прожита в одно мгновенье
и, задохнувшись как в жару,
стекает восковым свеченьем
строка оплывшая. Я жду…

Я жду… Под огненную крышей
в оцепенении застывший,
свернувшись, как уютный кот,
ложится стих. И одинок

тот слог, замешанный на мести.
Не мучайся, что мы не вместе,
что зыбь от волн как дрожь. И вглубь
идут слова от сердца. Звук

полураскрытых губ. Но, все равно...
Не мучайся. Ведь так давно
на рубеже других широт
страдала память. Белый шелк

снегами охлаждал. Я муз
рукою легкою коснусь.
И, задохнувшись от объятий,
стекает воск свечой. Проклятье

жить вне времен. И на мгновенье
не затушить свечи свеченье.


              *  *  *

Я открываю для себя 
метанье утвержденных истин,
и колебание дождя
в осеннем водопаде листьев.

Я отрываю от себя
корнями вросшую привычность –
то отражаться от огня, 
а то гореть, и единичность, 

как одиночество, близки
в созвучности корней и смысла.
В изгибе тонкого мазка
линейность чувства бескорыстна.

Я открываю каждый день
дверь в тайнопись воспоминаний.
И вижу – жизнь всего лишь тень,
а память – вымысел сознанья,

как ель, истекшая смолой,
сухие ветки в парке старом.
И мы, увлекшись вдруг игрой,
так мало думаем о малом:

о том, что день давно погас
в осеннем водопаде листьев,
и Бог нас от себя не спас,
в блуждающем хаосе истин.


           *  *  *

Обыденность и быт –
истоки нисхожденья
от долга в долготу,
от взлета к пораженью,
трагедия – конфликт
духовности и быта,
взгляд сердца в пустоту – 
и памятью размыты
движенья душ и рук
от вечности к забвенью.
Проснись, взгляни вокруг!
Есть точка восхожденья
от пропасти к огню,
луне, лучам, лучине,
любви, где жизни нить
протянута к вершине.
Есть страсть,
есть взлет,
есть Бог,
есть творчество,
творенье,
дверь, улица, порог,
и к смерти восхожденье,
трагедия конца
у белого причала,
и правда мудреца,
что в смерти есть начало.