Skip navigation.
Home

Навигация

2021- СЛИВКИН, Евгений

***
Как жизнь кончается, я видел:
она шаталась, словно идол,
и на любовь мою в ответ
всё больших требовала жертв.

Себе уже отмерив срок, —  
той жизни умащал я губы
чем только мог, чем только мог,
чтоб не пошла она на убыль...

Когда же с яростью и дрожью
она отправилась на дно, 
то стало от единобожья
мне всё едино и равно.

***
Мычал и за косяк цеплялся, чтобы
не уносили в двери одного...
А тело, как с ума сошедший робот,
дрожало, не слушалось его.

Я ночевал в безлюдных коридорах,
где привыкал к присутствию беды,
и капельниц висячие сады
мне представлялись райскими, 
                                                в которых

блаженные лежали под иглой 
почти что неземными существами
с открытыми пророческими ртами,
наполненными ужасом и мглой.

И сердце от предчувствия сжималось,
когда в нём – как душою ни криви! –
боролись отвращение и жалость,
не оставляя места для любви. 


***
Сын Вечного жида,
обживший дом пустой,
плешив, но никогда
не станет сиротой.

Вгоняя в стыд и пот,
при свете ночника 
отец ему шепнёт:
-Открой мне, сыночка.

Ночь без тебя темней,
чем чёрная дыра –
завидую твоей                        
собаке со двора.                   

Ты не дождёшься дня,
что оборвёт мне дни:
проклятие с меня
объятием сними!


МЁРТВЫЕ

Я не люблю вожжаться с вдовами:
они глядят-ревут коровами.
Иное дело со вдовцами,
уж эти смотрят молодцами!

Что знает накрепко вдова?
Свои тягчайшие права.
Что тайно чувствует вдовец?
Что мощный пень он без колец.

А мёртвым холодно и голо,
они, поскольку там темно,
не имут сраму, то есть пола.
Вдова, вдовец – им всё равно.

***
На ржавом якоре годами  
баржа стояла, как барак...       
Я видел цаплю в Амстердаме,
похожую на Анну Франк.

Здесь пахло супом: печь с поддувом
топилась в трюме в полутьме,
и птица, в ночь уставясь клювом,
сидела тихо на корме.

И возникая, как из призмы
прошедших лет, ища ночлег,
сюда ходил бездомный призрак,
а может, старый человек.

Такой оборванный и дряхлый...
Но утром, чтоб опять прийти,
бросал он в воду тетрадрахму –
ещё одну из тридцати.                                             



ЗВЕЗДОПАД

Нашатырным спиртом пахнет воздух,
потому что временем ночным
в обморок шарахаются звёзды
от пророчеств, сделанных по ним.

Нервные светила, что ж до срока
вам срываться в тёмный окоём!
Вы взгляните сверху на пророка:
может, он в отечестве своём.


ДЕНЬ КОСМОНАВТИКИ

Скафандр расстёгнут, вынут из трусов
известный орган... Не расскажешь в классе!
Гагарин орошает колесо
автобуса... «У нас ещё в запасе...»

Несправедливо, что в конце концов
всё обернулось будущим не лучшим,
но равнодушной Вечности в лицо
советский космос надышал горючим!..

Закрыты окна. В зале ни души.     
Приходят трое. Педагог бездарен, –
он спрашивает в неродной глуши 
(зачем, не знает): “Кто такой Гагарин?”        

Весь класс молчит, как будто виноват,
потом один навскидку – для почина –
на ломаном: “First женский космонавт?”                
Да нет, ребята, всё-таки мужчина!    


***
Мой беспородный пёс болеет мной,
как я болел одним большим поэтом:
я перед ним, как лист перед травой,
вставал, и шелестеть не смел при этом.

Но просвистели крыльями года,
и шерсть на голове пошла на убыль –
ударился о землю я тогда,
оборотился и оскалил зубы.


ЛЕНИНГРАДСКИЕ ПОЭТЫ

Их было мало, настоящих,
что привечали нас – стоящих
за ними в планах «Лениздата» –
поэтов, нужных нам когда-то.

Порой могли засесть в кабак,
порой могли сыграть ва-банк,
порою праздновали труса.
Но умерли за дело вкуса.


***
К счастью, в Тютчева лысого
статуэткой запущенной
не попала Денисьева...
От чахотки запущенной
умирала в беспамятстве,
а вернётся сознание -
жажда жизни, упрямствуя,
приводила в отчаянье.
Статуэткой! Ах, Боже мой!
(А потом она плакала)
Той увесистой бронзовой
на подставке собакою.
Не Амуром каким-нибудь,
не классическим бюстиком.
Размахнулась и кинула.
Как висок его хрустнул бы!
Жалко Тютчева бедного,
альбиноса безбрового -
всё же автор бессмертного,
пасторально-любовного...
В иссякающем воздухе
накоплялся летающий
по усадьбице в Овстуге
пух от псицы линяющей.    


***
Пускай стихи останутся не сбытым 
товаром и отправятся под нож:  
поэт имеет право быть забытым – 
так захотел – и что с него возьмёшь? 

Исчезнуть, затаиться, отсидеться,
да хоть бы и в потусторонней тьме!..
Ведь если он себе не на уме,
то кто поймёт, что у него на сердце? 


***
Из ваших жизней, взмыв на гребне 
любви и нежности земной,
я исчезаю, как волшебник – 
не знаю, добрый или злой.

В полёте не нагонит стаю
от остальных отставший гусь...
Я так надолго исчезаю,
что никогда не появлюсь.

Простите все, кому для братства
я вдруг понадоблюсь опять:                                    
я научился исчезать,
но не умею появляться.    


Евгений Сливкин родился в 1955 г. в Ленинграде. Получил диплом инженера. Заочно закончил Литературный институт им. Горького. Внештатно работал в редакции Художественного вещания Ленинградского телевидения, в газете «Петербургский глашатай». В 1993 г. переехал в США, защитил докторскую диссертацию по русской литературе (Ph.D.), преподаёт на кафедре современных и классических литератур Вирджинского политехнического института. Поэт и исследователь русской литературы XIX и XX вв. Его стихи часто публикуются в журналах «Новый мир» и «Звезда». Автор шести поэтических книг. Лауреат премии журнала «Звезда» за 2021 г.