Skip navigation.
Home

Навигация

2016-Вадим КРЕЙД-юбилейные поэтические страницы.

К 80-летию со дня рождения


                   *  *  *

Вешний день, вишневое цветенье
и круженье пчел – 
самое простое побужденье
заново прочел.
Май весны, и сад благоухает,
вот уже сирень
лепесток под солнцем распускает,
и лиловей тень.
Самая бесцельная затея –
лечь в тени в траву,
на шмеля мохнатого глазея,
прошептать строфу
про сирень, шмеля, цветенье вишни,
вот про этот час,
зная, что глядит на нас Всевышний
и что любит нас.


                   *  *  *

Уничтоженье временного "я" –
сокрытая античная наука,
опять без упреждения, без звука,
прозрачным наученьем напоя,
являешься... И чувства старины
не одолеть – досужая затея.
Слетаешь ты – и вмиг озарены
мгновения, что все разорены
юдолью жалкою, –
блаженная Психея.



                   *  *  *

Не заснуть и не очнуться,
и слипаются глаза,
знаю, что сейчас начнутся
без сомнений чудеса.
Этой ясности подспудной
приближенье узнаю,
даже день не страшен Судный
в этом медленном краю.

Ожидаю без желаний,
оживаю и ловлю
это тайное дыханье,
что от века я люблю,
что сознанье поднимает,
словно лодку на волне,
и сознание внимает
искре истины во мне.


                     *  *  *

В тишине где-то смеха раскат...
запад тускл, а восток еще розов,
и доводят – слегка – до наркоза
дребезжащие струны цикад.

Гул машин с отдаленной дороги,
жемчугами висят облака,
будто вижу себя на пороге,
вечной сути касаясь слегка.


                       *  *  *

В сумерках одна звезда мерцала,
разом воцарилась тишина,
глянцевого озера зерцало
созерцала четкая луна.
Как настало светопреставленье –
этого не смог припомнить я,
вечность длилась только три мгновенья,
времени свернулась колея.

Странствуя в безвременном пространстве,
плыл многотерпевший шар земной
дюжим, неуклюжим чужестранцем,
толмачем меж вечностью и мной.
А когда опять воспряло время,
враз повеяв холодом сквозным,
показалось, что свалилось бремя
в сумерки за озером лесным.


                               *  *  *

Дуб шелестит не опавшей за зиму листвой,
заячий след, в зеркальцах синевеющий наст,
и надо мной и ветвями свободный простор голубой
глянет пустыми глазами на речку, на лес, на всех нас.

Дикие гуси канадские плавают в полынье,
знает меня и овчарку весь настороженный слет,
хочет охотника видеть этот народец во мне,
скромно гогочут и вылезают на лед.

Мерзлой калины поклевана птицами гроздь,
здесь можжевельник, а на берегу – краснотал.
Что ж что в природе гармонии нет, все мы врозь,
и не о том ли я в Песне небесной узнал.


                     *  *  *

Ты вспомнил ночь, когда душа
летит в эфире,
а тело копотью дыша,
лежит в России.
Мигала свечка на столе
в нетопленной каюте,
душа летела в октябре
под звездами в безлюдьи.
Шаланды наши за Кронштадт
за шумным пароходом,
простором с копотью дыша,
шли по балтийским водам.


                       *  *  *

Мы шли вдоль портовых причалов,
я на воду долго глядел,
там стаи стремительных чаек
пытали рыбацкий удел.
Был день серебристый осенний,
но это был день золотой
печали веселых растений,
а воздух – недвижный, живой.
Шли мимо и берег, и осень,
и тленная кленов краса,
и зелень внезапная сосен,
и трав утоленных роса.
Как скоро теряли свой жаркий
дороги свой яркий наряд,
и мысли, как светлые чайки,
над тленьем в просторе парят.


                      *  *  *

Какая прозрачная выдалась осень,
как славны и светлы ее небеса,
и эта безмерная щедрость вселенной,
и чистая астра, и эта оса.
Сосновой смолы не прогретые капли
на досках завалинки – мох и янтарь,
оса над завалинкой мерные петли
по воздуху пишет – природы букварь.


                     *  *  *

Кузнечик вечера – и ноги наготове,
Прыжок – и слабое качание стеблей.
Зеленокровные, чужие нам по крови,
но отчего-то на душе уже теплей.

Металл машин, завод – загон чумазых звуков,
я кончил смену – отойду от дел людских,
где на клочке земли разгул прыгучих духов
меж одуванчиков тщедушных городских.


                 *  *  *

Как божьей коровкой – уловкой,
слетевшей с медовой луны,
тот трепет живой. И порой
припомнишь калитку...
Но тут эвкалипты
и бабочек пляшущий рой.
Нет, было... ведь было,
но память забыла 
настурции огненный куст.
Очнулся, качнулся,
костер встрепенулся,
послышался огненный хруст.