Танцы в зимнем тылу 

Воображенье будоража

глазастой братии окрест,

играл в рабочем клубе нашем

по воскресеньям "джаз-оркестр".

Все окна исклевав носами

в обход запоров и ключей,

мы словно проникали сами

сквозь кладку старых кирпичей.

Был зал и выстужен, и гулок,

был строг и неулыбчив "джаз",

и тени девичьих фигурок

на стены падали, кружась.

В мажорном такте "Рио-Риты"

звучал движка победный гром...

Во мне поныне эти ритмы,

и боль, пришедшая потом.

                *   *   *

Тишина, если слушать долго,

начинает, как чей-то зов,

распадаться, шурша, на дольки –

по различию голосов.

И тогда... занавесок  ризы

начинает трепать зюйд-вест,

как на жердочки, сев на трисы,

воробьи открывают съезд,

и звучит, до обрыва нерва,

дальний крик, словно дыбом шерсть...

И подумаешь, в нас, наверно,

тоже страшное что-то есть.

                *   *   *

Что-то сердце теснит и давит,

словно камень лежит в груди:

не уйти мне от боли давней,

и от нынешней не уйти,

что согнула судьбу дугою, –

но не выстрелит этот лук.

Здесь до Бога подать рукою,

но не хватит на свете рук.

              01.01.2005

Чем ближе к уходу,

тем меньше должно быть узлов,

которыми связан

(до крови – мучительно, прочно)

с костром в непогоду,

с игрой опьяняющих слов,

с разбуженным вязом,

с учителем школьным, и с прочим.

И даже с любимыми –

только бы жили они,

и даже с надеждой,

которая не бесконечна,

чтоб снова без имени

в хаос, во тьму новизны,

как в дальнем и прежнем,

но с памятью древней, конечно…

У самого края 

стою, всё отдав, что имел.

Никто не заплачет,

никто не проводит в дорогу.

Наш Бог не карает –

Он просто меняет удел,

а если и платит,

то лишь за услуги Хорону.

                     08.11.2012

Всё, что осталось, –  это двор,

а окна кирпичом заложены,

дверь замурована. И что ж это

теперь? Конец? И я, как вор,

смотрю тайком по сторонам,

играя в странного прохожего,

а чувство, словно помню кожей я

всё, чем дышали, – по часам.

Машина заурчала зло.

Мужчина: «На старье любуетесь? –

Идет под снос»… Какими бурями

отсюда жизни унесло,

смело, развеяло, как сор,

в трущобы, где собрались нищие.

Не бойся, не стыдись, копни еще,

и ты увидишь весь позор,

и путь наш хрупкий, словно наст,

так и не зная, что мы, где же мы…

И вдруг, сквозь камень, слышу дедушку –

он снова молится за нас.

                                     18.10.2012

              *   *   *

Напишу о весне по памяти –

клетки помнят и дрожь, и звон:

как бродили, без хмеля пьяные,

как дышал под ногой газон,

и скамейка в саду над речкою

уходила в голубизну,

и рассветы на всех наречиях

пели только ее – весну.

И как ветка живая, вербная, –

в почках, пахла, как дикий мед…

И поныне она, наверное,

на столе у меня цветет.

                              08.03.2013

Я просто жил – но жил, как все, непросто,

и всё чего-то ждал.

И разъедало время, как короста,

мой пьедестал.

Я не прошу сочувственного знака –

рукой по волосам.

Я знал давно, что мир неодинаков, –

я разный сам:

был лекарем, и даже арлекином,

и воином с ружьем.

Не мог я быть в себе самом единым –

таким рожден.

И с этим странным разделеньем сердца

я с вами рядом был,

и шел своею нивой, но, поверьте,

я вас любил.

Любых – смешных, восторженных и глупых,

и мучимых тоской.

Мне ни к чему вас изучать под лупой – 

я сам такой.

Не жду любви взаимной: может, чуть лишь –

подайте только весть

о том, что есть и жертвенность, и чуткость.

Конечно, есть.

                                                         09.02.2013

ПАЙКОВ, Валерий, Ашдод.  Поэт. Доктор мед наук, профессор. Родился  в 1939 году на Украине. С 2000 года живет в Израиле. Член Союза русскоязычных писателей Израиля. Автор девяти стихотворных сборников. Публикации в периодике Израиля, Италии, России, США, в антологии "120 поэтов русскоязычного Израиля" (2005). Составитель альманаха "Год поэзии. Израиль" (совместно с Э. Ракитской).