Skip navigation.
Home
Связь времён

Навигация
Home

Связь времён 10 выпуск- АМУРСКИЙ, Виталий


                ПОГРУЗИТЬСЯ В МИНУВШЕЕ…          
        
       «Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе?» – с
 лукавством и одновременно с горечью вопрошал Пастернак.
 Между тем слова эти, написанные столетие назад, – не выцвели,
 не утратили своей актуальности.  
       Родившийся под занавес Второй мировой войны,
 коренной москвич, я, кажется, с юных лет навсегда впитал в себя
 дух того времени, когда многострадальная страна, положившая
 на алтарь Победы с фашизмом миллионы жизней, возрождалась
 и становилась по-настоящему новой. При этом, увы, нередко
 приобретая черты той новизны, которые не делали её ни
 свободнее, ни благополучнее, ни честнее и откровеннее – и к
 собственной недавней истории (к примеру, с пактом пакта
 Молотова-Риббентропа), и в отношениях с другими странами (в
 первую очередь, отошедшими под её влияние и контроль по
 Ялтинским соглашениям). Разумеется, история никогда не
 бывает линейной. Чувства тем более. Уже давно живя в других
 реалиях, я тем не менее ощущаю себя человеком той культуры,
 основы которой были заложены в отечестве. Разумеется, не ставя
 знака равенства между режимом и тем, что было вне его контроля. 

       Подборка эта внутренне разделена на три раздела,
 которые я мог бы обозначить: «Памяти событий 1939 года и
 Второй мировой войны», «Памяти жертв Гулага» и, наконец, –
 просто воспоминание о собственной юности эпохи «хрущёвской
 оттепели», да и кое-какие размышления на тему дня настоящего.  

                                             
                   *  *  *          

Черноморский парк на снимке,   
И, сквозь текст в десяток строк,  
Как с виниловой пластинки,
Будто слышится фокстрот. 

Светлый контур парохода,  
Тёмно-серая вода…
До большой войны полгода, 
До Отечественной – два. 


                         *  *  *
 
Небо над Европой цвета олова.
Над Уралом и над Руром дым,
Риббентропу пожимает руку Молотов,
Чтобы в Польше пожинать плоды.

Скоро звезды красные и свастики
Коршунами взвеются над ней.
Дипломаты, право, не схоластики,
Всё, что дальше – маршалам видней.

А в Варшаве кофе пьют со сливками,
Жизнь течёт без видимых тревог,
Розы схожи с золотыми слитками
Возле храмов и у синагог. 

Будоражат Лодзь звонки трамваев, 
В краковских харчевнях пир горой,
Но уже Вторая мировая
Наплывает тучей грозовой.
                                                
По штабным приказам (скорбь Кассандры
В эти дни, должно быть, глубока) 
Скоро прозвучит подъём в казармах 
Вермахта, – пока не в РККА* . 

Комсоставу там ещё положено
Отдыхать, и не важна цена,  
Чтобы угощать подруг мороженым,
«Рио-Риту» в парках танцевать.   

Служба же – не шахматная партия,
Чтобы в ней обдумывать ходы:  
Ждёт ли тебя Польша, ждёт ли Балтия,
Буковине надобен ли ты?..

*  В то время как вторжение гитлеровского вермахта в Польшу состоялось 1 сентября 1939 года, «Польский поход» РККА (Рабоче-крестьянской Красной армии) начался на две с половиной недели позднее – 17 сентября.  

  
                      *  *  * 

Был ворошиловский стрелок,
Член МОПРа *.
О том напомнил лишь брелок
На поле мокром.

Сентябрьский дождик моросил   
Безмолвно,
И дым чуть смазал неба синь
Близ Львова **.  

 *   МОПР - Международная организация помощи революционерам, созданная по решению Коминтерна в 1922 г. в СССР, просуществовала до 1947 г., была особо активна до Второй мировой войны. 
 **   Подвергшийся ударам со стороны фашистской Германии, а также со стороны СССР, в результате военных действий польский город Львов оказался в итоге под контролем Красной Армии 22.09.1939 г.


                                                
                                            Новгородская роза 

           (Слушая Zarah Leander, "Die Rose von Nowgorod") 

Новгородскую розу любимый унес и пропал на войне,
Лишь для ждущей – он жив, пусть не здесь – значит, выше,
И как будто молитву её – «Не забудь обо мне!..» –
В низком голосе Зары Леандер я слышу.   

Новгородская роза, von Nowgorod, надо б точней,
Но без разницы, право, язык тут лишь – вечный экзамен  
В глубине не угасших в надежде, как прежде писали, очей,
И земли, где седые холмы, убегая, ложатся в гекзаметр. 


              Aus dem Osten,
                      или
       Художник на оккупированных
       во время войны территориях
                
                         Памяти Евгения Климова *

Сорок второго глубокая осень.
Сколько же, боже, тоски расплескалось
В ваших пейзажах Аus dem Osten:   
Aus Libau, aus Pleskau**...
                                      
В дни, когда небо пронзительно синью,
Воздух прозрачен, но жёстче металла,                                          
Кажется, будто за стаей гусиной
Рвались душой вы, чтоб слёз не глотала. 

Возле озябших домишек Изборска 
Как, представляю, она трепетала,
Словно открытая ветру берёзка –
Родом из помнящих кисть Левитана.

О, эти линии храмов порожних,
Тени людей, что похожи на пятна – 
Грифелем тонким в блокнотах дорожных,   
До комендантского часа, понятно.        

*Климов Е.Е. (1901-1990), художник. Живя в годы войны в Латвии (позднее оказавшийся в эмиграции и закончивший жизнь в Канаде), бывал в разных местах оккупированной немцами своей республики, в Эстонии и на Псковщине. Запечатлел увиденное в графическом цикле Аus dem Osten (С Востока). Условия тогдашней цензуры обязывали избегать сюжетов, связанных с войной, но, несмотря на формальное следование таким требованиям, практически в каждой своей работе (многие из них были напечатаны в Риге в виде почтовых открыток) выражал скорбь за словно угасшую перед глазами жизнь.   
 ** Нем.: Из Либавы (совр. Лиепаи), из Пскова


                                     
      УРОК ПАМЯТИ

                    Осенью 1939 года в Германии
                     отмечалось 190-летие со дня рождения
                     Гёте, а в СССР 125-летие Лермонтова.
                     В Бресте же (тогда Брест-Литовске) 22
                     сентября состоялся символизирующий
                    «братство по оружию» советско-
                     германский военный парад

Ржавчина каски дырявой
Да потемневший крест…
Танки Гудериана
Помнятся ли тебе, Брест?

Я не о сорок первом,
С ним никаких морок –
Там всё просто и верно.
Я про иной урок. 
                                       
Тот, где без Гёте и Лермонтова,
Под барабанный бой, 
Наши флаги и Вермахта
Реяли над тобой.

Серп и молот в соседстве
С гитлеровским пауком…   
Лучше б сегодня сердцу
Думалось о другом.

Только не получается,
Даже когда тишина –            
Будто душа-печальница
Прошлым оглушена. 


                                       
                *  *  *   
                                                                   
Родина – не фильмы про победы,
Не в стихах воспетая земля…       
Родина – вопросы, где ответы
Каждый сам находит для себя.

Малая она или большая,
Властвует в ней правда или ложь, – 
Только за собой мосты сжигая, 
Глубже ты её осознаёшь.  

Иногда ж, с годами за плечами,
Возвращаясь в мыслях к ней извне,
Лучше видишь суть её печалей,
И чужих, что по её вине. 


           Прощальное слово

                     Памяти безымянного поэта

Я не сумел как следует проститься,
Мой голос заглушили брань и ложь,
Но мысленно тасуя ваши лица,
Лишиться слова не хотел бы всё ж.
                                     
Не спорю, что когда в словарь наш властно
Приставка «соц» внесла тяжёлый лязг, 
Отстал, коллеги, далеко от вас я,
Не в силах одолеть сей новояз. 

Мы не всегда друг друга понимали,
Хотя нередко шли к плечу плечом,
Но если не любил я Первомаи,
То месяц май был всё же ни при чём.   

Ведь радовался я цветам весенним,
Тому, что, скажем, стали дольше дни.
А вот официального веселья
Принять душа и сердце не могли.  

За это ли вам, впрочем, было нужно,
В интеллигентской слепоте виня,      
Пусть неуклюже, но на редкость дружно
Творить врага народа из меня. 

Спасибо всё ж, теперь мне стало лучше:
Прозрение – есть чудо из чудес,
А Магадан сегодня, кстати, в тучах,   
Таких, как над Москвой гоняет бес.    

Пространство, если мерить в километрах, –
Огромно, только мир, по сути, мал,    
Ведь вас возносит тем же самым ветром,      
Что валит меня часто наповал. 

В чернила свои пёрышки макайте
Для новых од, а мне – алаверды, 
Чтоб помянуть углы на нашей карте, 
Отмеченные знаками беды. 
                       
Чтоб дома у себя я не был гостем,
Боясь чужих ушей, знакомых – во сто крат,
Чтоб не вбивала власть людей, как гвозди,
В глухие доски лагерных оград. 
                                               

P.S. комментарий

Ни начала, ни конца.
Серая бумага.
Кто был автор письмеца 
Из тисков Гулага?

Всё труднее разглядеть
Время горьких судеб, 
И к тому ж за подлость ведь
Умерших не судят. 

Суд небесный? Без обид,
Это – чернокнижье.
Я – за ту из всех Фемид,                                                     
Что к земле поближе.   

К той, где был и сам рождён,
То есть мне родная, –
Где могилам без имён
Нет конца и края. 
                                                                               
    P.S. легенда

Сохранила бумага
Без помарок стихи,
Что пришли из Гулага 
Борзописцам лихим.   

Удивлялись: его ли
Этот почерк и тон?
Kак, к тому ж из неволи,
Смел подобное он!
                                            
Или это начальство
Проверяет в сей раз,   
Мол, идейно качаться
Кто из вас тут горазд?
                                                 
И ответ по-простому
На письмо то был дан:
Алексею Толстому, 
То есть не в Магадан.

«Графу красному» шутку
Приписали тогда.   
Нюх имеющий чуткий,
Понял он, что – беда. 

Чью поддержку и жалость
Получил он в те дни?
Что богам разрешалось –
Ниже знать не могли.   
  
  
                     *  *  *

Народ – понятие абстрактное,
И как зовётся он – неважно:
Сократов как и Геростратов 
Хватает в каждом.

Культ делать из него не следует,
Псевдогероев тиражируя.  
Минувшее же пусть исследуют
Историки не ангажированные. 

Они, увы, для всякой власти –
Не челядь, ко всему привычная,
К тому ж, в науке беспристрастие – 
Отнюдь не признак безразличия. 

Мне ж выпало лишь быть свидетелем
Времён то мрачных, то посредственных,    
Когда властителей сменяли дети их
На липовых правах наследников. 

Но не желая лучшей участи
В рядах ровесников редеющих,
Я столько раз вопросом мучился:
Отечество, камо грядеши?    
                              

                         *  *  *                                                                       

Как хорошо порою погрузиться
В минувшее, и вдруг найти себя
Там, где трамваи на Большой Грузинской
Пронзительней будильников звенят.

Гагарин в космосе, машины Интуриста,
Реформа денег (цифры новых цен), 
Смесь песен о целинниках и твиста,
А в «Окнах ТАСС» коварный Дядя Сэм.     

Табак болгарский («Шипка» в хрустком глянце),                             
Отечественный китч ВДНХ, 
Охота на стиляг и тунеядцев,
О кукурузном счастье чепуха.   

Урбанский в «Чистом небе» – знак надежды    
На то, что сталинизм отныне – хлам, 
Хотя его сановные невежды 
Всего лишь притаившись по углам.   

Но всё-таки уже не меч, а лемех
Определяет парадигму дня:
«Тарусские страницы», «Современник»
Неуловимо пестуют меня. 
                                      
В журнале «Юность» молодой Аксёнов, 
Из забытья уже вернулся Фальк, 
В Черемушках встречает новосёлов
Ещё вчера дымившийся асфальт.
                                          
Печётся власть о грандиозных планах, 
Ну а пока реальней общепит
И газировка в мухинских стаканах,
Что, щедро пенясь, ласково шипит.
                                                                                                                 
Я, как и все, варюсь в котле столичном,
Легко могу сказать и «да», и «нет»,
Не слишком озабоченный о личном,
Мне в это лето лишь шестнадцать лет.


                                    *  *  *    
                                          
Из-за штор на окнах лубянского дома – света полоски. 
Кто-то радуется там, возможно, или тешится:
Нынче умер Володя Буковский.  
Не в Лефортово, не в Мордве – вдали от отечества. 

Сколько лет загублено в тюрьмах и лагерях!
Усмехался, слыша подчас, мол, жаль его…
Не нуждаясь в доброхотах и поводырях, 
Путь свой крестный вышагивая.   
                       
Без него возвратится однажды ветер на круги своя,
Не сумев обрести покой, 
Но да будет ему пухом кембриджская земля,
Раз лишили другой.   

                                              Октябрь, 2019

                *  *  *    

Школяр, отнюдь не лучший на уроках,
Я с книгой мог остаться до зари,
Пока, как апельсины из Марокко,
На Пресне созревали фонари.    

Под утро же из сизой мглы бездонной
Звенела мне тогдашняя Москва
Трамваем, проходившим возле дома,
Чей номер заменяла буква А.

И, золото лучей швырнув по-царски,
Заглядывало солнце сквозь стекло
В мой тесный, но привычный мир пацанский,
Где всё же было не всегда тепло. 

                                          
                        *  *  *                                                                      
                                                          
Когда от взрывов бомб всё станет пусто
И, как у Босха, будет мир в аду*, 
В Эдемский сад меня, увы, не пустят,
Однако я туда и не пойду.

И даже в дверь Чистилища не стану
Стучать, чтоб дали визу на транзит,
В небесной жизни ведь не имут сраму,
Кому и здесь он тоже не грозит.

А потому не страшен, но смешон мне  
Посул о неких контрамарках в рай, –   
К тому ж в стране, где знает каждый школьник
Про «лучезарный» сталинский сарай.
______________
*Мы, как мученики, попадем в рай, а они сдохнут.                                                                                                                                        
     (Из речи В.Путина о сути ядерной доктрины РФ,                                                                                                                                       
     на форуме «Валдай», Сочи, 2018) 


                     *  *  *                                                                      

Проходит время, и давно не та
Москва, где тридцать лет я прожил,          
Но прежних коммуналок теснота         
Мне нынешних пентхаусов дороже.     

Жаль, огоньки дешёвых сигарет,                           
Что во дворах курили мы, болтая,
К вечерним окнам добавляя свет, 
Пропали, и – при лампах! – темь глухая.

Что, впрочем, о дворах! Ни там ни тут
Ни стука домино, ни голубятен, – 
Лишь паркинги, где дворники метут
Сор, оставляя блеск бензинных пятен.    
 
А рядом ввысь уходят этажи,
Где офисы, кафе и рестораны... 
Как странно ощущать сей мир чужим,
Однако, одному ль мне это странно?..  

                                    
                                  *  *  *

Со временем теряют вещи цвет 
И как бы пропадают понемногу,
А у меня всё явственней акцент
С эпохою идущего не в ногу.

Ловлю себя на разных пустяках,
Пристрастиях с налётом прежних вкусов, 
Но говорю при этом: что ж, пусть так, 
Ведь в прошлом, к счастью, был не только мусор. 


                           *  *  *

Речь русская на улицах Парижа 
Давно уже не может удивить,
Но всё ж Россия к ним не стала ближе,
И даже отдалилась, может быть.

Я не о той великой, где когда-то
Творили Достоевский и Толстой, –
Она была талантами богата,
Да и судьбой своею не простой.

Я не о той есенинской, где клёны
Пьют осенью туманов молоко –
О нынешней, как роща обнулённой,
Хотя до холодов так далеко.

О нынешней, в которой было б надо 
Поэту описать оттенки зорь,
Что он посмел бы, если в красках радуг 
Безумцы ищут смуту и позор. 

                                          Июль, 2020 г.


                  *  *  *

Режимы с родиной не путаю
Давно, – пожалуй, с парты школьной,
И те, что сгинули, и путинский,
Что столь любезен Терешковой.

Старался в них найти различия,       
Но находил всегда безжалостность, 
Где нечего сказать о личности, 
Которая бы уважалась.

Известны тезисы о равенстве –
Мол, зябко и царям в мороз!.. 
Не потому ль всегда мне нравились
Те, кто и в холод с властью врозь. 

*  *  *                                                                      
                                     
                 Игорю Михалевичу-Каплану при просмотре
                 фильма «Обступили сосны жизнь мою»

На экран, где вы, мой друг, гляжу я,
Слушая о прожитом рассказ.
Знаю – говорить про жизнь чужую
Было б проще вам во много раз.

Кажется, почти что в каждой фразе
Словно уплотнить слова готов – 
Так подчас слегка сдвигают в вазе
Стебли свежесрезанных цветов.                                            
                                                                                
Прожитое разом не откинешь, 
Мир же вечно стар и вечно нов, 
Ну, а память, как бы – город Китеж, 
То есть, ваша – Львiв, по-русски – Львов.

Ах, слова, слова! Как много в каждом
Глубины и смысла без прикрас... 
Странно лишь подумать, что однажды,
Может быть, лишь сосны вспомнят нас.  
                                               
                                             Ноябрь, 2020