Skip navigation.
Home

Навигация

Марина ГЕНЧИКМАХЕР, Лос-Анджелес


Поэт. Родилась в Киеве в 1962 году. Окончила Киевский политехнический институт. С 1992 года живёт в США.
Публиковалась в периодических изданиях, альманахах и сборниках России, Украины, США: «Вестник», «Панорама», «Контакт», «Новое Русское Слово», «Радуга», «География слова», «Зеркало», «Побережье», «Под одним небом». Победитель и лауреат ряда литературных конкурсов.

2011-Генчикмахер, Марина

ЭТА НЕЖНОСТЬ, КОТОРОЙ ЖИВУ

        Стихи, посвященные Итаночке
                                                              
                               *  *  *
Она рисует солнце на краешке листа: 
Глаза – как у японца, лучи  – как борода. 

А ниже – две японки (как солнышко – точь в точь) 
Идут на ножках тонких – конечно, – мать и дочь! 

Они мне очень нравятся: прелестная семья! 
Ведь старшая красавица-японка – это я! 

А следом с мордой плоской (откуда Бог принес?) 
Идет-бредеет японский (глаза – как щелки!) пес. 

Японок явно радует и этот пес ничей, 
И небо бородатое от солнечных лучей. 

Такого не припомню я из моего окна. 
Как хороша Япония – волшебная страна! 

Пожалуйста, не пой мне, что век недолог наш! 
Поймал мою Японию дочуркин карандаш! 

Я не бывала в Токио – ужасно далеко! 
Но счастье в жанре хокку вам опишу легко: 

Вся жизнь ясна до донышка, и смысл ее простой: 
В японском этом солнышке с лучистой бородой. 

                             *  *  *
Плесни мне, Пиросмани, на разлив 
Той непосредственности, о которой позже 
Серьезный критик скажет: «арт-наив»; 
Моя дочурка: «Я сумею тоже!» 
Она сумеет тоже? Ну и пусть! 
Уроки мамы не проходят всуе! 
Я ярко-желтым солнце нарисую 
И ярко-синим фоном задохнусь…

                             *  *  *

Мне не быть респектабельной дамой, 
Чтобы туфли из замши 
И костюм из Парижа.... 
Лишь вчера я девчонкой бежала по жухлой траве, 
И по-прежнему, кажется, там же, 
Тот же ветер в моей голове, 
Лишь слегка набрала килограммы, 
Но дочурка, мой чертик бесcтыжий, 
Швыряет мне мяч, 
И нелепая мама несется за мячиком вскачь, 
А восторг так и брызжет! 
Какая смешная игра! 
А ведь скоро пора... 
И меня по ночам обдает неожиданным жаром, 
И немеет рука.... 
Но пока 
Я несусь в облака невесомым доверчивым шаром, 
Лишь порой опускаюсь с небес в непонятную грусть. 
Дочка верит, что добрая мама бессмертна... 
И пусть! 
Ведь сама я не верю, что старость таится за дверью, 
А над болью смеюсь. 
И молюсь 
Не о плоти своей, 
О беспомощном маленьком тельце! 
Ну и девочка: шустрая, юркая, как саламандра!

Как же счастливы мы, что в веках заблудилась Кассандра 
С беспокойной толпой из троянцев, а может, ахейцев. 
Лишь в ночной тишине предрекает тревожное сердце 
Близость скорой зимы. 
Но от глаз наших скрыты финальные зимние кадры. 
И поэтому счастливы мы... 
Как же, Господи, счастливы мы! 
Как нам верится в завтра! 



                      *  *  *
Ей наука земная не впрок: 
От нектара любви тяжелея, 
Мельтешит наша легкая фея, 
Как колибри, с цветка на цветок. 

Теплым ветром ее занесло 
В мир мерцающих радугой пятен, 
Где с добром конкурирует зло, 
Но для феи их смысл непонятен. 

На такую и гневаться грех: 
Может – ангел, а может – звереныш. 
Так бубенчик: нечаянно тронешь, 
А в ответ или плач, или смех. 

Или взмах мотыльковых ресниц 
Непокорно-бесшумных, как вызов. 
Вся душа-то ее из капризов 
Да из трелей неведомых птиц. 

И она вслед за ними поет, 
То проказит, то смотрит с любовью... 
Что ж ты, мамка, нахмурила брови, 
Разворчавшись на чадо свое? 

Это счастье, а счастье, как дым. 
Лето сменит ноябрь, но покуда 
Называй ее чудом своим 
И блаженствуй причастностью к чуду! 

                       *  *  *
Щебетала, щебетала, утомилась, 
Уронила свои туфельки «на вырост», 

Все заботы по-младенчески стрекозьи 
Отложила, не задумавшись, на после 

И уснула, не добравшись до кровати, 
В белом, праздничном как у принцессы, платье. 

Стало тихо, стало грустно отчего-то… 
Что ж ты, мамка, засиделась без работы? 

Мой, мети –  ведь от тебя пока зависит 
Как чисты ее рентованные выси, 

Сколь комфортны ее первые полеты, 
И наполнены ли крохотные соты. 

По конфоркам расставляй кипеть кастрюли, 
Да потише, их Высочество уснули…

                                                 
                     *  *  *

"Убери ночную рубашку! 
Уходи от меня с пижамой!" 
Я гляжу на ее мордашку, 
Притворяясь суровой мамой. 

Как же можно костюм Диснея 
Променять на мешок из байки, 
Отправляясь в страну, где феи 
Над цветами, как рыбьи стайки? 

Но, наверно, и там не гладко: 
Бродят страхи, вскипают драмы, 
Раз под полночь ее кроватка 
Опустеет под возглас: «Мама!». 

Ткнется в бок... Ты ее укроешь 
Под крылом-рукавом ночнушки, 
И хранишь от ночных чудовищ, 
Как цыплят бережет несушка. 

До утра не уснешь, – и ладно! 
До чудес ли в краю далеком, 
Если фея в шелках нарядных 
Мирно спит у меня пoд боком?





                        *  *  *

Мне ее подарили. Во сне ль, наяву 
Я лишь этой капризной пичугой живу, 
Не гадая о власти и силе 
Тех, что радость мою подарили, 
Эту нежность, которой живу! 

Невесомы по-птичьи ее позвонки, 
Серебристы напевы, движенья легки, 
А в гнезде ее – вечное лето: 
Переливы лазурного света 
И прозрачные тени легки. 

Но в моих бестолковых, дрожащих руках 
Вечно рвется лазурь, а узор впопыхах 
Золотые ломает иголки, 
И стежки, будто всхлипы, недолги, 
И неровны, как жизнь впопыхах. 

А она все щебечет, подобно чижу, 
Я молиться боюсь, я почти не дышу, 
Ибо каждое слово некстати 
На пороге живой благодати – 
Я отныне лишь счастьем дышу. 

Остается собой заслонить сквозняки 
И окно, за которым не видно ни зги. 
Не узнала бы чуткая птаха 
То, что свет ее соткан из страха, 
А в окошко не видно ни зги...