НОСИТЕЛИ ГЕНА ГЕНИЯ

          (Психические болезни и родственные связи)

          Венок сонетов

           МАГИСТРАЛ

          Его мечты реальной жизни проза

          Чернила густо, словно бровь сурьма.

          Рождённый гением, он стал читать Ломброзо¹,

          Познав себя, чуть не сошёл с ума.

          Его стихи свидетелями были

          Психических болезней. Это так.

          Как Паганини женщины любили,

          Так и Его, со страстью - скверный знак!

          Иллюзии, поэзия и мука.

          Увы, такие гены, господа!

          В Его семье от деда и до внука

          Поэты все - и в этом их беда!

          Пьянит поэзия, как аромат левкоя.

          И с ней не жди ни счастья, ни покоя.

Его мечты реальной жизни проза

Испытывала долго, но в ответ

Он верил Байрону и, принимаю позу –

Угрозу жребию – он не страшился бед.

Он дочери своей хотел бы передать

Крупицы гения, но без дурных последствий:

Подагры, Мориса синдрома, прочих бедствий,

Грозящих дар её сопровождать.

Нет, не романтиком, пусть будет реалисткой,

Поэм не сочиняет над ручьём.

Как дочка Байрона²  пусть станет программисткой

И наслаждается житьём-бытьём.

Увы, лазурь надежд предчувствий тьма  

Чернила густо, словно бровь сурьма.

Чернила густо, словно бровь сурьма,

Воображенья кисть картину счастья

И рисовала странные весьма

Запои, суициды и ненастья.

Племянница Уайльда с Натали³

В объятиях сгорала свечкой белой.

К ней роковые гены перешли

И дяди дух насмешливый и смелый.

И внешность, и манеры - всё в него.

Потенциал, а это ведь не мало.

Но жаль не написала ничего

Владелица сего потенциала.

В раздумьях, отчего увяла эта роза,

Рождённый гением, он, стал читать Ломброзо.

Рождённый гением, он стал читать Ломброзо.

Из книг его узнал, что гений и неврозы 

Совместны, ну, не-то, что гений и злодейство.

Неврозы гения есть бич его семейства.

От помешательства покуда нет леченья,

Но и средь гениев бывают исключенья.

Лев Гумилёв - потомок Муз прекрасных⁴,

О страстности создатель книг бесстрастных,

Пассионариев исследователь строгий -

Свой светлый ум не растерял в дороге.

А наш герой - он не был исключеньем.

Подвластный алкоголю и влеченьям,

Клеймённый стрессами. Из-за сего клейма,

Познав себя, чуть не сошёл с ума.

 

Познав себя, чуть не сошёл с ума.

Но в прошлом: трубы, Крым и Рим, тюрьма,

А нынче - свет в окне, и с братом в связке, 

Как братья Гримм, они уж пишут сказки.

Но странный фантастический сюжет

Глубокомысленный, как у Стругацких,

Из сказок вырос, в братских муках адских 

Пророчества рождаются на свет.

Мир тихих вод и ужаса, и блеска,

Застоя и порывистых бросков

Преображается в их зеркале гротеска

В стремительный прыжок вглубь будущих веков.

Мучительных фантазий звёздной пыли

Его стихи свидетелями были.

 ПЛЕМЯННИК И ДЯДЯ

Его стихи свидетелями были

Раздумий тягостных, Он в них увяз.

И глядя, как и Свифт⁵, на долговязый вяз

С вершиной голою, мрачней пустой бутыли,

Он говорил: "Так и моё, увы,

Исчезновение начнётся с головы".

И веря, что умрёт в безумия аду,

Сам напророчил он себе беду.

О "веке Драйдена"⁶, о Свифте размышляя,

Об узах родственных, в густом саду

Самовнушению, под вязами гуляя,

Поддался Он. И вот уже в бреду

Мозг измождённый. Он - мишень атак

Психических болезней. Это так.

Психических болезней - это так -

Дюма-отец избег, поскольку не курил,

Не пил, а был поесть мастак

И женский пол, любя, боготворил.

Великий мастер сексуальных дел,

Прельщал и обольщал он без труда.

Фрейд девственником был ещё тогда,

Когда он пятисотую имел

Любовницу. А наш герой, хотя

Удачлив был в любви, но как дитя

Наивен иногда, Он всё искал,

Как сын Дюма, прекрасный идеал.

И зря его в любовном всеобилии,

Как Паганини, женщины любили.

Как Паганини женщины любили

Его, его талант, его бессмертный дар,

Ген созидания, души его пожар,

Perpetuum Mobile в её автомобиле.

И пылкий он, не будучи безгрешен,

Не раз бывал красавицей утешен,

Но страсть его натуры неземной

Избрала для себя объект любви иной.

Он, Кольриджей⁷ стихи читая, как молитву,

Со скверною безверия на битву

Шёл, в Бога веруя, порой до фанатизма,

За что апологеты атеизма

Ругали как "церковных всех собак",

Так и его, со страстью - скверный знак!

 

Так и Его, со страстью - скверный знак -

Любили, ненавидели, травили.

Он - друг сперва, потом - заклятый враг.

Сенека и Лукáн⁸ такими были

Друзьями императора Нерона.

Лишь только затряслась его корона,

Он приказал самим себя казнить

"Друзьям", плетущим заговора нить,

И выбрать казнь⁹. И вскрыли вены оба

Поэта. Императора особа

Осталась в безопасности на время,

Пока не скинула душа земное бремя.

Чужие промахи кому наука...

Иллюзии, поэзия и мука?

Иллюзии, поэзия и мука, 

Природы несказанная краса:

Леса на склонах гор и небеса,

И в них стрела, летящая из лука.

У озера гуляющий Вордсворт¹⁰.

Романтика, души его опора,

Для каравелл надежд - надёжный порт,

В нём обретут комфорт и он, и Дора¹¹.

По их следам идёт и наш герой:

Он где-то там за синею горой.

Его волнует всё. Легко воспламеним,

Он чуток, он открыт, а значит - уязвим.

Доверчивый - в опасности всегда.

Увы, такие гены, господа!

Увы, такие гены, господа!

И Братья-драматурги неразлучны -

Пьер и Томá¹². И Музы их созвучны.

И их не разведут года и города.

Женатые на сёстрах, в общий дом

Своей сестры ребёнка пригласили,

Увидев в Фонтенеле¹³ молодом

Задатки гения. Ему по силе 

Столь многое. Любимец Ники¹⁴

Он был большим любителем клубники,

И потому прожúл почти сто лет¹⁵.

И наш герой, наш доблестный поэт

Не менее силён, ведь все покрепче бука

В его семье - от деда и до внука.

В его семье, от деда и до внука,

Не только славятся все силою природной -

В них крепкий дух, бесстрашный, благородный.

В ней круговая верности порука.

Могли бы столько пользы принести:

Быть адвокатами, податься в генералы

И даже в президенты-либералы,

Но сбила их поэзия с пути.

Так двадцатидвухлетний прокурор - 

Корнель¹⁶ - пошёл отцу наперекор.

За Музой следуя, на высоте

Олимпа побывал, но умер в нищете.

Не слушают советов никогда

Поэты все - и в этом их беда!

Поэты все - и в этом их беда -

Реальности предпочитают вздор.

И, как за Дон Жуаном командор,

Приходит расплатиться их чреда.

Фантазии полёт необъясним.

Витают, словно коршуны, над ним

Трагедий призраки, Эсхилово¹⁷ перо 

Скрипит веками, хоть оно старо.

Нас к небу через ад проводит он,

А с ним Филокл и Евфорион¹⁸.

Липеманьяк Руссо¹⁹ ведёт во мрак

Полубезумия. Веди Жан-Жак!

Пытливому уму причудится такое!..

Пьянит поэзия, как аромат левкоя.

БРАТ И ПЛЕМЯННИК 

Пьянит поэзия, как аромат левкоя,

А итальянская - сильнее вдвое.

 

Влюблённый рыцарь скачет на коне,

Летит на гиппогрифе²⁰, на войне

Со злом свершает подвиги так просто,

Как описал нам это Ариосто²¹.

И Габриэль, и сын его Гораций²² -

Поэты и поклонники трёх граций.

И наш поэт, талантливый и бравый,

Писал поэмы золотой октавой²³,

Слагал сонеты в итальянском стиле,

Но бед его труды не отвратили.

В поэзии есть что-то колдовское,

И с ней не жди ни счастья, ни покоя.

И с ней не жди ни счастья, ни покоя -

С любимой, искушающей жестоко.

Восторг, экстаз, а после паранойя,

Застой, падение и смерть до срока.

Порой поэт пытается спастись,

Любя других, опять самозабвенно.

И плод любви - Патриция-Елена²⁴ -

Лишь шанс на миг на небо вознестись.

А нашему герою повезло:

Женатый трижды, счастье испытал

На третий раз. И бедам всем назло

Его последний брак счастливым стал.

И не смогла сгубить, хоть велика угроза,

Его мечты реальной жизни проза.

Примечания.

КАНТ, Ирина, г. Индепенденс, штат Миссури. Поэт, переводчик, литературный исследователь. На Западе с 1991 г. Автор нескольких поэтических сборников. Соавтор нескольких книг. Переводчик поэзии начала 17 века "Salve Deus Rex Iudæorum" Эмилии Лэньер. Член Шекспировского Оксфордского Содружества (США). Опубликовала 1–й том монографии "Эстафета Фениксов", посвященной вопросу авторства произведений Шекспира. Публикации стихотворений в периодических изданиях России, Украины и США