Skip navigation.
Home

Навигация

Вадим Крейд

КРЕЙД, Вадим Прокопьевич, Айова Сити. Поэт, историк литературы, переводчик, профессор-славист. Главный редактор «Нового журнала» (1994-2005).  Редактор-составитель ряда антологий, составитель (совместно с Д. Бобышевым и В. Синкевич) справочника «Словарь поэтов русского зарубежья», 1999. Родился в 1936 году в Нерчинске. На Западе с 1973 года. Автор более сорока книг, среди которых сборники стихов: «Восьмигранник», 1986; «Зеленое окно», 1987; «Квартал за поворотом», 1991; «Единорог», 1993. 

2012-Крейд, Вадим



*   *   *
Еще цикада верещала,
как в легкую ночную темь
ночная птица прокричала,
дневная – начинала день.
В тот миг дыхание иного
повеет широко... на миг,
и нет ни образа, ни слова,
которым бы его постиг.
Не дуновение – живая
вода, и если не разлить...
с каким-то Божеским уставом
нас тайно связывает нить.

               *   *   *
Когда вечерний горизонт
как храм сооружен,
когда невольный этот сон
уже преображен,
молчи, таись, не говори,
сожги свои мосты,
в пунцовом пламени зари,
как стружки бересты,
и пусть земля небес милей,
ты не гляди назад
на этот бред земных полей,
на этот грустный сад.

                 *   *   *
День молодой и горящие клены,
ломкая линия леса вдали
заросли вереска, пестрые склоны,
острая осень – гляди и хвали.
Все переменится – клены и вера,
даже и вера сегодня светла,
только и тешила детская мера
чувств без названий и дней без числа.
Кажется, я ни к чему не привязан,
кажется – более не привяжусь...
Только горячая к жизни приязнь,
хоть и в жильцы уже не гожусь.


                  *   *   *
Помнишь – как только в молочной тиши
угли зари догорают,
сердце в своей оловянной глуши
в горькой любви замирает.
Стань безучастен – но трепет в груди,
точно весов коромысло,
чуткое...
Или равны впереди
смысл и бессмыслица смысла?
Пеплом подернется алый закат,
ночь нахлобучит вдогонку
шубу на крыши заснеженных хат,
лунную грусть на бетонку.



                    *   *   *
Когда сентябрь то трепещет, то сияет
и солнце тихое над городом царит,
душа волшебная собою наполняет
пространство легкое, где каждый лист горит.
Эмаль и золото, и эту кисть рябины
сравнил бы с музыкой, но музыка есть шум,
какие ясные, прозрачные картины,
и сколь в согласии с прозрачностью наш ум.
Забыты прошлые удачи и невзгоды,
и годы грозные, и годы кабалы,
хожу по городу сентябрьской погоды,
хочу молчать, но сами шепчутся хвалы.



*   *   *
Наблюдая как запад менялся.
розовел, бронзовел, холодел,
ты чему-то в себе удивлялся
и какою-то силой владел.
Но казалось, что вещи и веры,
доказательств и глупость и ум
быстротечны, как в небе химеры,
безразличны, как уличный шум.

И пока от тебя отдалялась
щелочь мысли и память сама,
просветленью душа удивлялась,
озаренью без знаний ума.
А еще – во мгновение ока
стал той самой незримой канвой,
на которой людская морока
намалевана кистью шальной.


*   *   *
Поминутно меняет тишь
жизнь вечернюю на ночную,
дрессирует летучую мышь,
занавесила даль речную,
проявила огни светляков
и цикад стену звуковую
и настроила так легко
эту летнюю жизнь хоровую.

Прочищает горло сова,
проступает звезда за звездою,
и у дома пахнет трава
бесконечностью и резедою,
словно не двадцать первый век –
все изгладила ночи завеса,
словно и не вершил человек
своего шутовского прогресса.