Skip navigation.
Home
Связь времён

Навигация
Home

2015-Лиана АЛАВЕРДОВА

                ХУДОЖНИК

    Саттару Бахлулзаде посвящается
                            1
Здравствуй, художник, здравствуй!
Краски твои чисты.
Ты нам принес как праздник 
шествие красоты.
Бродит сказочник старый,
тревожа пыльный уют,
и серые тротуары
маками зацветут,
и птицы взметнутся к небу,
и запоют холсты,
станет нужнее хлеба
шествие красоты.
В нашем постыдном быте,
в нашей постылой нужде,
где ты ее увидел?
Может, в своей мечте?

Мечта голубеет ложно.
Светла голубая грусть.
А я до холста осторожно 
дотронусь и обожгусь...

                2
Сорок дней душа всё
мечется,
не найдет, святая,
выхода.
Сорок дней ей всё 
мерещится
что-то странное, 
великое.
Всё влечет ее
околица –
улететь в просторы 
райские,
и хранят уста
безмолвие –
обезвожены 
страданием.
Горбоносый мальчик 
маленький,
как столетие 
кровавое,
на распутье бредом
мается,
то ли гибелью,
то ль славою.
Знахари ломают 
головы,
губы сведены
молитвами:
дай, Аллах, дыханье
отроку,
силы дай словечко 
вымолвить.
А ему внезапно
грезится:
в белоснежном
одеянии
сам имам рукой
провидческой
кисти дал 
для рисования.
А ему внезапно 
чудится
голос матери
рыдающей,
и гортанью 
пересушенной
он прошепчет:
“Пить...”

Голос бабки: “Пить?
Значит, будет жить!”
Будешь жить, 
но помни,
что на долгий срок.
В этом мире темном
будешь одинок.
Что душа видала
в голубом раю
принесешь отдаром
в живопись свою.
Рыжие деревья,
красные луга,
гейзеры, кочевья,
чудо-берега.
Вырастешь ребенком,
значит, без семьи.
Будут за потомство
лишь холсты твои.
Ты услышишь голос
молчаливых трав.
Для тебя не будет
в этом мире тайн.
А когда решишься
отдых дать рукам,
то нагой и нищий
возвратишься к нам.

                       3
Руки мастера, пальцы-лучи,
как смогли вы мир приручить?
Вы, рассеивающие зло ночи
с обреченным упрямством свечи.
Пальцы тоньше кистей рисовальных,
пляс ветвей под ударами ветра –
кто вас только не рисовал?
И скажу (не сочтите нахальством):
для меня вы – десница Поэта,
кто однажды мир создавал.
Я люблю вашу хваткую силу,
руки йога – ни капельки жиру –
солнцелюбые длани лозы,
создающие радость и диво,
равнодушные к бреду наживы,
мост-тире между “живопись – жизнь”.
Как случилось, что не чинуше,
не торговцу, не мяснику –
вы достались в дар кому нужно, 
то есть Мастеру самому?
Перепачканы красками,
в синих жилах, 
такие страшные, 
такие красивые...

                4
В Монреале выставка.
Ждут работ Саттара.
Приглашают гения
проехаться задаром.
Одному художнику 
на десять чинуш
мудрено протиснуться
меж бумажных душ.
Горе-благодетели
сладенько журчат
и вливают в уши 
липкий шоколад:
что-то там о долге,
о солидном виде,
о костюме, галстуке,
хоть кричи: “Изыди!”
Ваши указания –
во где, опостылели.
Вы меня удавками 
всего перекрутили.
На веревку-галстук
вовсе наплевал.
Bəsdir, gеtmirəm
Моntreala!*

                           5
Я хаживал частенько в чайхану,
где с радостью ребяческой без фальши
 наполнил armudu** и не одну
почтительно-догадливый чайханщик.
Я пристрастился к тишине бесед.
Напоминали эти разговоры
скорее мотыльковый перелет,
чем строгий смысл коврового узора.
И в память знатных мэхмэри-чаев***,
и в благодарной искренности сердца
не помню сколько – много я холстов
передарил чайханщику в наследство.
Я умер, я давно уж погребен.
Чайханщик слеп, но все ж холсты лелеет.
Их вечерами нежно гладит он
и заклинает, чтобы уцелели.
На торжествах, где духа моего
присутствие отыщите вы вряд ли,
он, чинен и молитвенно смирен,
глотает, что ни наплетет рассказчик.
Он заявил, что не продаст холсты, 
что после смерти, может, но и то лишь...
О, тем бы, кто со мною был на “ты”,
его неискушаемую совесть!
А то распродавали даром, зря,
уплыли караванами полотна.
На этом свете правду говорят:
лишь после смерти дружба познается.

                      6
Не подходит гений к обоям,
к гардеробу он не подходит.
Что за странное своеволье
в голове его колобродит?
Он смеется над ритуалом
чинных встреч и застолий важных,
выше мудрости аксаккалов
почитает он дух бродяжий.
Ветер сильный, стальной, свирепый,
надувай же тугие щеки,
уноси меня божьей щепой
в мир прекрасный и мир широкий
и оставь в травяных ложбинах
отдыхать замутненный разум,
чтоб глаза прочищали ливни,
упадая с вершин кяпазов****.                 

1991 





*Хватит, не поеду в Монреаль!
** Грушевидный стаканчик, в котором подают чай в Азербайджане.
*** Крепко заваренный. 
**** Кяпаз – гора в Азербайджане.