Skip navigation.
Home

Навигация

2014-Лев ОЗЕРОВ

  (1914-1996)

К 100-летию со дня рождения

ДУША СОВЕРШАЕТ ПОЛЕТ

            *  *  *

Имеется у мастеров
Особый дар прикосновенья,
И это – лучший из даров,
И выше нет вознагражденья:
Дотронуться, оставить след
Своей единственной натуры
На много дней, на много лет
На белизне клавиатуры,
На глине, мраморе, стекле,
На арфе, на листе бумаги, –
И это знак твоей отваги
В час пребыванья на земле.


*  *  *

Раздвигаю звучанье души до звучанья органа.
Если рана болит, то на все мироздание рана,
Если радость – она откликается в целой 
    вселенной:
На зеленой траве, на соленой волне белопенной.
Было трудно ребенку пройти от стены 
  до порога, -
На житейских путях и души расширялась дорога,
И теперь моя мысль не песчинка в песке,
  а планета.
Ей смешны, как доказано, скорости звука и света.
Я боюсь растерять на горячих путях мирозданья
И легенды, и сказки, и детские воспоминанья,
Простодушье свирели, и песенность дудки
    пастушьей
И живое дыханье развеять в пустыне бездушья.
Мне, вкусившему зноя и стужи 
   мирского простора,
До зарезу нужна эта цепкость орлиного взора,
Что объемлет былинку и гулкую ширь океана...
Раздвигаю звучанье души до звучанья органа!
 
 
*  *  *

Бывает, на исходе лета
Покажется – весна жива,
Еще земля листвой одета
И зелена еще листва.

Но в этой зелени дозрелой,
Особенно погожим днем,
Одна березка в роще целой 
Осенним схвачена огнем.

И в этой роще, с виду летней,
Почуяв первый зимний дух,
Она пылает всех заметней
И раньше всех своих подруг.
Так, без оглядки на природу,
Но горестный предвидя миг,
Я так же чувствую невзгоду 
И раньше, и больней других.


 *  *  *               

Я заброшен в эту эпоху,
В эту волглую полутьму,
В этот край, неугодный Богу
И подвластный ему одному.
Я заброшен судьбой или роком,
То ли другом, то ли врагом
Между Западом и Востоком,
Между святостью и грехом.

Не в свою родившийся пору
И почтивший за благо нужду,
По зеркально-паркетному полу,
Как по минному полю, иду.

    *  *  *

Пренебрегая словесами,
Жизнь убеждает нас опять:
Талантам надо помогать,
Бездарности прорвутся сами.
 
   *  *  *
Жить возрожденцу тяжело
В эпоху гневного распада,
Когда ни лада и ни склада,
Повсюду битое стекло,
Щебенка, треск и канонада,
Еще не вырос новый Бах,
Еще грядущее в гробах,
Еще запреты в старой силе.
Но я хочу, как в дни былые,
Увидеть на твоих губах
Улыбку будущей России.

 *  *  *

И вспомнить некому. Нет никого,
Кто подтвердит, что это было, было
И былью поросло. Как погляжу, 
Уходят современники, и это
Есть старость, если хочешь назови
Иначе – поздний час или усталость, 
Но суть всё та же. Адреса ушли,
И телефоны замолчали. Может,
И не было на свете ничего, 
И вот сейчас горячечная память
Из бездны голос возвратила мне, 
Усмешку, взгляд. Когда все это было?
Я не заметил, как прошли года.
Их раньше называли: диктатура,
Социализм, теперь совсем не так:
Жестокость, произвол, пора застоя. 
Двойные имена, а жизнь одна.
И кто ее вернет мне? Нет ответа.
И быть не может... 

 *  *  *

Пульсирует время. Упорно
Пульсирует время. Пока 
Пульсирует время, валторна
Свой зов посылает в века.
Покуда пульсирует время,
Покуда валторна зовет,
Клубится вселенская темень,
Душа совершает полет
К таким галактическим высям,
Куда не проникнуть умом.
Ужели наш ум независим?
И много ль мы знаем о нем?





*  *  *

Меня тревожит жажда совершенства.
Несовершенство чувствуя свое,
Я вовсе не кляну житье-бытье, -
Фальшивого я опасаюсь жеста
И лживого удобного словца,
Что заменяет истину на сутки,
Что прячет искренность за прибаутки,
За шуточки лукавого льстеца.
Мне беспощадность к самому себе
Нужна как школа, как ее ступени.
Бахвальство пусть сменяется смятеньем,
Смятенье – трезвой выдержкой в борьбе,
Уверенностью, волей. Может статься,
Удастся мне настойчивым трудом
Коснуться потолка одним крылом,
Одной строкою в памяти остаться?

*  *  *

Еще нет текста. Есть виденье.
Есть облачко намек, мотив.
Предвидится произведенье, 
Но нет его, хоть автор жив
И полон планов. Есть страницы
И строчки. Стержня нет. Пока.
Есть были, есть и небылицы,
И тянется к перу рука,
Но замирает с полдороги,
Все замыслы уходят вспять,
Открыта толстая тетрадь,
Но невидимка на пороге
Помедлить просит: не спеши,
Доволен будь, что есть виденье.
Предвидится произведенье, 
Но есть томление души.





*  *  *
Между нами – без слов мосты,
Между нами – без слов колея.
Я сказал – подумала ты.
Ты сказала – подумал я.

Может быть, для того мой стих,
Может быть, для того моя речь,
Чтобы эхо желаний твоих
Я сумел надолго сберечь.


*  *  *
Мне кажется, что от меня
К тебе идут в часы разлуки
В ночной тиши, при свете дня – 
Радиоволны, токи, звуки,
И от тебя идут в ответ 
Радиоволны, звуки, токи,
Какой-то негасимый свет
И весть, что мы не одиноки,
Что происходит разговор,
Который мы, увы, не слышим.
Не говори, что это вздор,
Нет, это воздух.  Им мы дышим. 

*  *  *
Светится вполнакала 
Лампочка на чердаке.
Если бы ты знала 
В дальнем своем далеке,

Как это много значит,
Если не сплошь мгла.
Что-то вдали маячит,
Кличет из-за угла.

В тусклом чердачном оконце
Светится огонек.
Он не меньше, чем солнце,
Когда человек одинок.

*  *  *
Радость может обернуться болью,
Хоть и называется любовью.
Райские просторы ловит взгляд,
Но когда вглядеться – сущий ад.

В радости необычайной встречи
Небывалая таится грусть,
Но о ней не может быть и речи,
Помню, знаю. Молча, наизусть.

Каждое к тебе прикосновенье –
Как зарубка на живом стволе.
Память держит каждое мгновенье,
Что прошло при свете и во мгле,

Что прошло, но навсегда осталось
В золотых глубинах существа.
Что там молодость и что там старость –
Обновленная душа жива.

Болевая, нервы на пределе,
Нет названия у этих лет.
Как же мы вдвоем с тобой сумели
Из ночного мрака высечь свет?

*  *  *
Если дождь переходит в снег,
Если снег переходит в лед,
Это светлые дни для всех,
Человечен такой переход.

Современники страшных дел,
Соплеменники странных лиц,
Мы изведали беспредел
В казематах, в стенах больниц.

Разве можно, чтоб каждый год
Нес нагрузку трех и пяти?
Для каких же таких свобод
Море крови должны мы пройти?

*  *  *

Я не судья. Я не судим.
Я не был в роли адвоката.
И без того я стал седым,
И без того спина горбата.

И без того мне по нутру 
Краюха грубого помола.
И без того меня к добру 
Клонила жизни злая школа.

*  *  *

Я думаю о простом,
Но думы мои бесполезны:
Каким таким шестом
Оттолкнуться от бездны,
Оттолкнуться от тьмы
И плыть в направлении к свету?
Какие усилия мы
Тратим, чтоб кануть в Лету!


*  *  *

Мы все кончаемся в начале
Какого-то куска пути, 
Который людям завещали
Без нас по-нашему пройти.

И невозможно нам проверить,
Как выполняют наш завет,
И остается только верить
В ту даль годов, где нас уж нет.


                       Публикацию подготовила  София Кугель

Лев Адольфович ОЗЕРОВ (1914, Киев – 1996, Москва) – русский поэт и переводчик, литературный критик, литературовед. Закончил МИФЛИ (1939) и его аспирантуру (1941), защитил кандидатскую диссертацию. Участник Великой Отечественной войны, военный журналист. С 1943 г. до последних дней жизни преподавал в Литературном институте, профессор (с 1979 г.) кафедры художественного перевода, доктор филологических наук. Первая публикация стихов в 1932 г., первая книга издана в 1940 г. Выпустил более 20 прижизненных сборников. Опубликовал множество стихотворных переводов, главным образом с украинского, литовского и других языков народов СССР. Автор ряда книг и статей о русской и украинской поэзии, в том числе о творчестве Ф. И. Тютчева, А. А. Фета, Пастернака, а также мемуарных очерков, в том числе об А. А. Ахматовой, Н. А. Заболоцком и других. Статья Озерова «Стихотворения Анны Ахматовой», опубликованная 23 июня 1959 года в «Литературной газете», представляет собой первый отзыв об ее поэзии после долгих лет молчания. Лев Озеров также много сделал для сохранения творческого наследия и для публикации поэтов своего поколения, погибших на войне или в годы сталинских репрессий, или просто рано умерших (в том числе, Ильи Сельвинского, Александра Кочеткова, Дмитрия Кедрина, Георгия Оболдуева). Заслуженный деятель культуры Литовской ССР (1980), лауреат премии журнала «Арион» (1994).