Skip navigation.
Home
Связь времён

Навигация
Home

Виктор Каган

КАГАН, Виктор, Даллас, шт. Техас. Поэт, журналист. По специальности врач-психолог, доктор медицинских наук. Род. в 1943 г. В США с 1999 г.  Член Союза Санкт-Петергбурских писателей. Более двухсот публикаций в журналах: «Нева», «Новый журнал», «Крещатик», «Побережье», и др. Сб. стихов: «Долгий миг», 1993; «Молитвы безбожника», 2006; «Превращение слова», 2009. 

2011-Каган, Виктор

                            *  *  *
Стынет точка, что сказке и книжке конец,
в белизне без конца и без края,
и обложка, и крышка, и делу венец,
и на веки ложится, не тая,
эта боль, эта блажь, этот жизни каприз,
эта соль на губах – привкус слова,
эта оторопь неба, глядящего вниз,
где слепой – поводырь у слепого. 


       КОЛЫБЕЛЬНАЯ ДЕТЛАГА

В поисках рифмы к грядущей беде,
в гонке за ритмом охрипшего мира
плавает небо в слоистой воде
под неусыпным зрачком конвоира.

Черной дырою зияет зрачок,
стынет на мушке чудной светлячок.
Спи, моя радость, ложись на бочок.
Лучшая песня в мире – молчок.

Сеткой дождей огороженный рай.
Кладкой кирпичной – умные книжки.
Стрелкой по кругу часов – вертухай
на циферблате  повешенной вышки.

Крутится шарик –  конвойный волчок,
ковшик небесный похож на крючок.
Спи, моя радость, ложись на бочок.
Лучшая песня в мире – молчок.

Спи, моя радость, да будет покой
в снах твоих тепл, словно слезная влага,
словно тебя я касаюсь рукой
сквозь государственный гимн ГУЛАГа.

                         *   *   *
И какой бы октябрь ни пылал на дворе
в заплутавшей навеки отчизне,
эта муха во льду и жучок в янтаре – 
как в слезе отражение жизни,

словно я по господней небритой щеке
вместе с шаром земным утекаю,
в нем лежу без забот, без сует, налегке,
душу в небе свою окликая.

Cобирает пыльцу ледяную пчела
и не надо уже ни двора, ни кола,
чтобы в них хлопоча раствориться.
Лишь гудят растревоженно колокола
и бездонная сфера кромешно светла,
и заплакать, и снова родиться.


                           *   *   *
На питерских промозглых сквозняках,
где за прохожим крался в штатском страх
или прохожий крался мимо страха,
пытаясь ускользнуть от сглаза глаз, 
в лопатки влипших, словно в диабаз
дождем с окна снесенная рубаха,
 
шатаюсь, натянув кепарь на нос
и задавая сам себе вопрос:
«Неужто всё на самом деле было?»
А сбоку голос говорит: «Дурак!
Ах, если б это было только так,
как знаешь ты ... И небо здесь – могила».
 
И просыпаюсь, господи, в поту:
когда мы заступили за черту,
из-за которой не найти возврата,
где брат на брата, сам против себя,
где убиваешь, истово любя,
и где вина ни в чем не виновата?
 
А сверху голос: «Не кричи во сне».
И медный Петр на бронзовом коне
везет меня к Неве, и там с размаху
лицом пробью свинцовую волну
и уплыву к зияющему дну
башку без страха положить на плаху
 
и спать без снов до самого утра,
когда наступит на глаза вчера
и свистнет рак, и замолчит кукушка,
и колокол замечется в тиши
витающей в четвертом сне души,
  что телу еще верная подружка.


   ПАМЯТИ ДМИРИЯ ГОРЧЕВА

этот год и весной утопал в снегу
так что хрен разберешь где холм где овраг
и в сугробах по самое не могу
на гармошке наяривал песни дурак
 
колобок катился наперекосяк
и зане его на коне не догнать
и цыганка-звезда подавала знак
ошалевшей стране не желавшей знать
 
и пока мудрецы чесали яйцо
и с пикейных жилетов перхоть трясли
наши мальчики утром лицом в крыльцо
посреди миров на краю земли
 
хлопья снега слетают с лысых осин
дрыхнет поп что с воскресной обедни пьян
и еще не проснулись жена и сын
и не просит пожрать собака степан
 
а душа уже в гости к богу бредет
по снежку босиком свободно дыша
а по делу-то мой не его черед
да не слышит бог меня ни шиша


                    *   *   *
                  Артуру Кальмейеру

И лет пройдет сто или двести,
продрогший, вымокший насквозь – 
с тобой посмертно буду вместе
и в жизни этой смертной – врозь.
Так семью восемь – сорок восемь
всему на свете вопреки.
Так у того о жизни просим,
кто наши сдал в утиль коньки.
Все эти корневые связи,
галдящие сквозь боль души,
как князи, прорастут из грязи – 
кошмарны, чем и хороши.

                  *   *   *
    Возьми да и нарушь условия игры...
                               Е. Витковский

И неба июньского мякоть,
и марево свежей листвы,
и вздох меж смеяться и плакать
в тиши заполошной Москвы.

То густо, то пусто – до хруста,
до тонкого звона в ушах.
И что ему ложе Прокруста,
когда до небес только шаг – 

лишь руку протянет, и слово
откроется в той простоте,
с которой глубины былого
прильнули к живой высоте.

Oн трепет почувствует лески,
и – еже писах, то писах – 
светло улыбнется по-детски
с недетской тоскою в глазах.

                              2009-2011