Венок сонетов

МАГИСТРАЛ

Из зала в зал плыла она,
Всегда своя в чужом сиянье.
С очередного полотна
Сходила в новом одеянье.

Вперёд, иную жизнь вкусив!..
С её бесценными дарами,
Оставив подписей курсив –
Невидимый – на каждой раме.

Вселив в картины странный дух
Присутствия того, что было,
Распостранялась, как недуг,
И неожиданно знобило.

Лишь тихий шёпот ей вослед:
«Вы уронили амулет».

   МАДОННА ЛИППИ

Из зала в зал плыла она,
Легка, прелестна и строга.
Едва заметная волна
Волос качала жемчуга.

Скандал забыт. И вихри гнева
Утихли. Дух ханжи убог.
Позируй же, святая дева,
Художнику – он тоже Бог!

Лукреция, бессмертье – в дар.
Твой лик сияет чистотой.
Не бойся слов, не бойся кар.
Художник – тоже брат святой.
Тебе за смелость – воздаянье:
Всегда своя в чужом сиянье.

«ЮДИФЬ»  БОТТИЧЕЛЛИ

Всегда своя в чужом сиянье.
Во вражеском шатре – своя.
Молитва тайная твоя
Вливает силы.  Покаянье

Пред Богом, но собой горда…
Цель стоит риска и труда.
Стальная, отдели, дуга,
От тела голову врага.

Ещё вчера призыв злодейский
Пророчил смерти торжество:
«Затопчем город Иудейский
Ногами войска моего».

И вдруг в шатёр сошла она –
С очередного полотна.

«СИЛА» БОТТИЧЕЛЛИ

С очередного полотна
Глаза печальные скосила
Сидящая на троне Сила,
В пурпурный плащ облачена.

Не принимаемы всерьёз,
Возникли слабости движенья –
Так зарождается броженье
Под кожей виноградных лоз.

Но вскоре… сок лозы – вино.
И, что есть слабость, что есть сила,
Уже понять нам не дано,
Поскольку всё – хмельно и мило.

И с трона Сила обаянья
Сходила в новом одеянье.

«КЛЕВЕТА» БОТТИЧЕЛЛИ
 
Сходила в новом одеянье
Заманчивая Клевета
С боттичеллийского холста,
Своё одобрив злодеянье.

Нагая Истина в отчаянье
Просила небо ей помочь,
И запоздалое Раскаянье
Чернело рясой, словно ночь.

Невежество и Подозренье
Шептали дружно: «Виноват».
Молил художник о прозреньи
Судьи, но царь был глуповат:

«Плати за то, что ты – спесив.
Вперёд, иную жизнь вкусив».

 «ВЕСНА» БОТТИЧЕЛЛИ

Вперёд, иную жизнь вкусив.
Зовёт источник наслажденья,
Весенний сад, – он так красив! –
В нём символом высвобожденья

Три грации.  И так легка
Походка босоногой Флоры.
На платье – дивные узоры,
И прелесть каждого цветка

Неповторима.  У подола
Венков тосканских вьётся вязь.
И ускользает от Эола
Хлорида, Флорой становясь.

Весна – в цветочной панараме –
С её бесценными дарами.

«ЛУКРЕЦИЯ ПАНЧАТИКИ»  БРОНЗИНО

С её бесценными дарами,
С неугомонными ветрами
Душевных бурь и гроз сердечных,
Любовь не может длиться вечно.

И лишь коварный медальон
Смущает надписью беспечно:
«Любовь продлится бесконечно» –
И не прервётся сладкий сон.

В её лице такая стужа!
Боится общества она,

И Божьей Матери, и мужа...
Придут иные времена!

Сотрут опасных тайн массив,
Оставив подписей курсив.

«ЭЛЕОНОРА ТОЛЕДСКАЯ» БРОНЗИНО

Оставив подписей курсив
(Соизволенья не спросив)
В волнáх парчи, в изгибах платья,
Певец любви, певец зачатья

И плодовитости, творец
Создáл не платье, а дворец,
Расписанный капеллы свод –
Такое платье не умрёт!

Глядят соседние картины
На блеск испанской паутины
И усмехаются в ответ.
Бесчисленных улыбок свет

В пленительном музее-храме
Невидимый – на каждой раме.

МАДОННА ДЕЛЬ САРТО

Невидимый на каждой раме
Таинственной надежды знак.
Судьба незримыми ветрами
Удачи развевает флаг.

И холст бросает в грязь и в тину,
К ногам красавицы своей,
Художник.  Пропадай, картина!
Любовь внезапная сильней.

Друзья уверены: «Пасует!
Он у жены под каблуком».
Но кисть художника рисует
И улыбается тайком

Тому, о чём не скажешь вслух,
Вселив в картины странный дух.

«ФЛОРА» ТИЦИАНА

Вселив в картины странный дух
Цветенья, продолженья рода,
Весна господствует вокруг,
И оживляется природа.

И прядь распущенных волос
К груди стремится обнажённой,
А соблазнитель, плут прожжённый,
Не отвечает на вопрос:

«Когда же?»  Но звено цепú  –
Кольцо на пальчике у Флоры –
Ей тихо шепчет: «Потерпи
Чуть-чуть... недолго... очень скоро».

А если нет?   Пугает сила
Присутствия того, что было.

«ВЕНЕРА УРБИНСКАЯ» ТИЦИАНА

Присутствия того, что было,
Не избежать.  И не остыла
Горячка страстного огня –
Недаром смята простыня.

Призывны губы, плечи, ножки,
Косичек шёлковых венок,
Росинка жемчуга в серёжке
И ласковый щенок у ног.

Глаза и зори незабвенны.
Они бесстыдно откровенны.
Покуда томно гасли зори,
Манила чувственность во взоре;

Из-под бровей – тончайших дуг –
Распостранялась, как недуг.

«АЛЛЕГОРИЯ ГЕРАКЛА» ДОССО ДОССИ

Распостранялась, как недуг,
Насмешка слуг.  Шуты-паяцы.
Униженным, им выпал вдруг
Счастливый повод посмеяться

Над тем, кто был силён и храбр.
Теперь – беспомощный и старый
Геракл – мишень абракадабр
Шутов властителей Феррары.

И та, чьи яблоки на блюде –
Сочны и полновесны груди,
Хотя ей было не смешно,
Была со всеми заодно.

Холодным взглядом оскорбила,
И неожиданно знобило.

«СВЯТАЯ  ЮСТИНА» ВЕРОНЕЗЕ

И неожиданно знобило
Людей и ближние картины.
Кинжал дрожал. Груди Юстины
Коснулся и... её убила

Рукою мавра беса злоба.
У доброты есть два врага –
Заказчик и его слуга.
Сломить её пытались оба.

Но не смогли поставить точку,
Бессмертия души лишить.
Душа на небе будет жить.
Летит, покинув оболочку,

Былого плена тленный плед.
Лишь тихий шёпот ей вослед.

«МАРИЯ ТЕРЕЗА, ГРАФИНЯ ДЕ ШЕНШОН» ГОЙИ

Лишь тихий шёпот ей вослед,
Сопутствует печали вечной.
Идёт фортуны бессердечной
Заложница. Идёт предмет

Острот и сплетен беспощадных,
Бесцеремонных взоров жадных.
Очаровательна, прекрасна.
Плывёт легко, живёт напрасно.

Песнь лебединая пропета
Давно, в лучистый час рассвета.
Что за беда – бегут года?
Не жизнь – пустая череда.

В ней нет любви – в ней счастья нет.
«Вы уронили амулет».

АВТОПОРТРЕТ  ЭЛИЗАБЕТ ВИЖЕ-ЛЕБРЁН

Вы уронили амулет,
Но чести Вы не уронили.
Виже-Лебрён, Элизабет!
В те времена, когда в горниле

Безумия народных масс
Пылал огонь (а свет погас!),
Вы кочевали, рисовали.
Вы на привале создавали.

«Картины – в печь, – решил народ, –
А королей – на эшафот».
Но всё равно, не унывая,
Неистребимая, живая,

Очарования полна,
Из зала в зал плыла она.

***