Skip navigation.
Home
Связь времён

Навигация
Home

Сергей ГОЛЛЕРБАХ, Нью-Йорк

Живописец, график, эссеист, педагог. Родился в 1923 г. в Детском Селе. На Западе с 1942 г.  Книги по искусству и эссе: "Заметки художника", 1983; "Жаркие тени города", 1990; "Мой дом", 1994; альбомы рисунков, акварелей и технике живописи. Работы в музеях США, Франции, Германии, России. Член Американской национальной академии художеств, Общества акварелистов.

2012-Голлербах, Сергей

*   *   *
Мастерская, мольберт, кровать,
за окном – глубокая ночь.
Мне мысли мешают спать,
хоть я и гоню их прочь.

В мысли всё об одном:
за что мне держать ответ?
За то, что мало со злом
боролся в расцвете лет?

За то, что мало любил
и не был способен дерзать?
За то, что всю жизнь творил,
чтоб что-то себе доказать?

Мастерская, мольберт, кровать,
а в окне уже стало светлее...
Вот теперь я могу поспать – 
утро вчера мудренее.


*   *   *
(Вокруг Пулково осенью 2002 года горел торф)

Ты встретил меня горьким запахом гари,
о, Ленинград-Петербург,
ранней осенью этого странного года.
Ты – старый супруг, стара и супруга твоя,
имя которой – Нева...
Триста лет вы прожили вместе –
от блеска имперской столицы
до коммунальных квартир,
от пышных балов – до блокады, голода, смерти –
всё вы прошли вдвоем, всё стерпели, всё победили.
Но грусти налет лежит на тебе,
о, Ленинград-Петербург.
В печальной красе встретишь ты
свой юбилей...
Слава тебе, город роскоши и нищеты,
город побед и страданий,
город белых ночей и любви!


*   *   * 
                                          Петербургу
                        І
Ты встретил меня холодным дождем,
но ты прошептал: давай подождем.
К утру, наконец, моросить перестало,
сквозь тучи солнце вдруг засияло
и город печальный ему улыбнулся,
как будто от тяжкой дремоты очнулся.
Город прекрасный с тяжелой судьбою,
где бы я ни жил – ты рядом со мною.

                               ІІ
Ты посетил многие страны,
ты видел моря, пляжи и пальмы,
горы, озера и океаны,
но все они для тебя театральны.
Петербургский же холод и слякоть,
они – твоей русской души кусочек,
они – как черного хлеба мякоть
как крепкого русского чая глоточек.


*   *   *
Москва в начале ноября –
уж выпал снег и он не тает,
одеждой чистой покрывает
он город, как бы говоря:
времен лихих бесчеловечность
я скрою, восхвалив красу,
в объятьях снежных я несу
и день сегодняшний. И вечность.


*   *   *
Когда выпадает снег
на земле наступает покой,
будто жизни стремительный бег
остановлен снежной рукой.

Снег и собачий лай
тишину нарушают порой,
и с улыбкой святой Николай
любуется русской зимой.
 

*   *   *
                                И беден тот, кто сам полуживой 
                   У тени милостыни просит.                                                                                            
                                                             О. Мандельштам
Я под ноги себе смотрю
и вижу свою тень,
мы с ней вдвоем, как парочка гуляем.
Куда бы я ни шел, она всегда со мною.
Я руку подниму – она мне вторит.
Иногда
я с ней играю: вдруг
я круто провернусь и двигаюсь назад.
Ее как будто нет, но я-то знаю:
она идет за мной и надо мной смеется.
Мы входим в дом, на лестнице темно,
ее опять не видно.
Я захожу в квартиру, зажигаю свет –
и вдруг она со мною!
Долго сидим мы молча.
Час уж поздний, пора ложиться спать.
Я лампу потушил, мы в полной темноте.
Но, лежа на боку, я знаю:
она, лицом ко мне, лежит со мною рядом.
Как это хорошо: я не один.
Она – вот чудеса – меня немножко греет!



*   *   *
Жаль будет Багдада – красивый город.
 Князь Алексей Павлович Щербатов в беседе, 2002 год

Багдад – этот город
судьбе не рад.
Багдад, где бомбы и взрывы
покрыли его, как нарывы,
где с кровью смешан песок,
где пуля ищет висок,
где в развалинах воют старухи
и над трупами кружатся 
И горько рыдает пустыня:
«О, люди, и их гордыня!»
                                                        2004


*   *   *
Я ухожу их мира четких форм
в мир смутных очертаний,
где нет ни ясных норм,
ни творческих дерзаний.
Но я безмерно рад,
что был когда-то зрячим,
что видел и творил
по мере моих малых сил,
пока Господь меня не попросил
уйти в мир смутных очертаний,
где всё двоится и плывет,
но, как и раньше, манит и зовет.   



*   *   *
Мы – "вторая волна", 
мы испытали сполна 
все тяжести нашей эпохи,
 мы слышали стоны и вздохи, 
мы знали геройства, падения, 
страх гибели, жажду спасения.
А теперь кистью и словом
мы пишем о вечном и новом, 
о будущем и о далеком, 
глядя прозревшим оком.
Но это не наша заслуга, 
это судьбы услуга,
ведь мы ее дети,
в ее попавшие сети.
   2012