Виктор ГОЛКОВ, Тель-Авив
Поэт, писатель, литературный критик. Родился в Кишинёве в 1954 году. В эмиграции с 1992 года. Печатался в журналах "22", "Алеф", "Кодры", "Крещатик", "Интерпоэзия" и др.; альманахах "Евреи и Россия в современной поэзии","Всемирный день поэзии". Автор шести сборников стихов и повести-сказки в соавторстве с О. Минкиным.
2013-Голков, Виктор
* * *
Четыре женщины в халатах темно-алых,
в косынках ситцевых влекли меня вперед.
И так мертво и немо плоть моя лежала,
что было странно думать – сердце не умрет.
На клетке лестничной стоял я безучастно,
где над перилами клубился серый смог,
и самого себя, должно быть не напрасно,
я по ступенькам вниз перенести помог.
Так речь молдавскую перемежая русской
и пересмеиваясь, мы несли меня,
когда уже в конце замедленного спуска
с моих носилок соскользнула простыня.
И я узнал себя, и всё, что окружало,
пустилось в плаванье, качаясь взад-вперед
И в прах поверженная, плоть моя лежала,
но было ясно это – сердце не умрет.
* * *
Ко мне пришел человек-стена
И заставил меня уступить.
Он сказал, что известна моя вина
И я должен его любить.
Без рук, без ног, без ушей и без глаз.
Как утро осеннее сер.
И был он весь, как большой приказ,
Из каких-то высоких сфер.
Человек-стена, человек-стена
Говорил: мы – одна семья.
Но такие, как он, во все времена
Ненавидят таких, как я.
* * *
Вот и стукнуло уже сорок два,
как кастетом за углом по виску.
И поэтому болит голова,
и кольнуло где-то в левом боку.
Там бессонницей бессрочной грозя
за столом сидит, а локти вразброс,
то, в котором усомниться нельзя,
мое прошлое в дыму папирос.
И опять я в опустевшем саду,
где на листьях красно-желтых вода,
может быть в семидесятом году
слышу робкое и нежное "да".
* * *
Не будет более Союза,
прошедшей жизни не вернуть.
И ночь, как дохлая медуза,
мне тупо валится на грудь.
И в пустоте моей бессонной
со дна коробки черепной
воспоминания колонной
выходят, чтоб побыть со мной.
Смотрю на лица восковые,
во тьме плывущие, как дым.
О чем-то говорю впервые
с самим собою – молодым.
* * *
Черные бороды, белые кипы,
Узеньких улочек вязь.
Только машин проползающих скрипы,
Средневековая грязь.
Время зависло, уснуло, застыло,
Кануло в серую тьму.
Есть только древняя, странная сила –
Богу служить одному.
Цели иной не имеют на свете,
Скопом застыв у стены.
Грустные взрослые, скорбные дети,
Пасынки древней страны.
* * *
Так случилось – нарвался на пулю
Незадачливый этот солдат.
После стычки в каком-то ауле
Он лежал, уронив автомат.
И поношенный выцветший хаки,
Пропитавшийся кровью, обмяк.
Он лежал, и скулили собаки,
Легион азиатских собак.
Призывник, рядовой, автоматчик,
Просто парень, как всякий другой,
Здесь он был иноземный захватчик,
И убил его нищий изгой.
И еще для невесты солдата
И для всех был живым он, когда
Наклонилась, светясь синевато,
Над немым его телом звезда.
И не ведая чувства потери,
За какой-то далекой чертой,
Эта жизнь, затворившая двери,
Становилась ночной темнотой.
* * *
Сердце спать не хочет,
Если ночью темной
Голову морочит
Твой стишок бездомный.
Сложная наука –
Верить терпеливо.
Смерть войдет без стука,
Улыбаясь криво.
Дышит перегаром
И срывает маску.
И одним ударом
завершает сказку.
* * *
Люди мы – общеизвестно.
Люди – больше ничего.
Вверх и вниз растет отвесно,
Дико, почвенно, древесно
Наше странное родство.
Я устал вмещаться в тело –
Говорю начистоту.
Потому что надоело
Вклиниваться оголтело
В глубину и в пустоту.
Мы божественные строчки –
Ощущаю всем нутром.
Норовим дойти до точки,
Вырваться из оболочки,
Догореть поодиночке
В ночь над праздничным костром.
ГОЛКОВ, Виктор, Тель-Авив. Поэт, писатель, литературный критик. Родился в Кишиневе в 1954 году. В эмиграции с 1992 года. Публикации в журналах "22", "Алеф", "Крещатик", "Интерпоэзия" и др., в альманахах "Евреи и Россия в современной поэзии", "Всемирный день поэзии". Автор шести поэтических сборников.
