- Купить альманах Связь Времен
- Связь времён, выпуск 12-13
- Библиография
- ГАРБЕР, Марина. Дмитрий Бобышев. Чувство огромности. Стихи.
- КАЦОВ, Геннадий. «В ОСТЕКЛЕНЕВШЕЙ ЗАДАННОСТИ...» (В связи с выходом поэтического сборника А. Парщикова)
- ФРАШ, Берта. Владимир Батшев. СМОГ: поколение с перебитыми ногами
- ФРАШ, Берта. Стихотворения поэтов русского зарубежья
- ШЕРЕМЕТЕВА, Татьяна. ЗАГАДКА ИГОРЯ МИХАЛЕВИЧА-КАПЛАНА ИЛИ МУЗЫКА ПОЭТА
- Интервью
- Литературоведение
- Переводы
- Ахсар КОДЗАТИ в переводе Михаила Синельникова
- Джалаладдин РУМИ в переводе Ины БЛИЗНЕЦОВОЙ
- Игорь ПАВЛЮК в переводе Витaлия НАУМЕНКО
- Лэнгстон Хьюз в переводе Ираиды ЛЕГКОЙ
- Перси Биши ШЕЛЛИ. Перевод с английского Яна ПРОБШТЕЙНА
- Эдвард де ВЕР, Перевод с английского Ирины КАНТ
- Сонеты ШЕКСПИРА в переводе Николая ГОЛЯ
- Филип ЛАРКИН в переводе Эдуарда ХВИЛОВСКОГО
- Поэзия
- АЗАРНОВА, Сара
- АЛАВЕРДОВА, Лиана
- АЛЕШИН, Александр
- АМУРСКИЙ, Виталий
- АНДРЕЕВА, Анастасия
- АПРАКСИНА, Татьяна
- БАТШЕВ, Владимир
- БЕЛОХВОСТОВА, Юлия
- БЛИЗНЕЦОВА, Ина
- БОБЫШЕВ, Дмитрий
- ВОЛОСЮК, Иван
- ГАРАНИН, Дмитрий
- ГОЛКОВ, Виктор
- ГРИЦМАН, Андрей
- ДИМЕР, Евгения
- ЗАВИЛЯНСКАЯ, Лора
- КАЗЬМИН, Дмитрий
- КАНТ, Ирина
- КАРПЕНКО, Александр
- КАЦОВ, Геннадий
- КОКОТОВ, Борис
- КОСМАН, Нина
- КРЕЙД, Вадим
- КУДИМОВА, Марина
- ЛАЙТ, Гари
- ЛИТИНСКАЯ, Елена
- МАШИНСКАЯ, Ирина
- МЕЖИРОВА, Зоя
- МЕЛЬНИК, Александр
- МИХАЛЕВИЧ-КАПЛАН, Игорь
- НЕМИРОВСКИЙ, Александр
- ОРЛОВА, Наталья
- ОКЛЕНДСКИЙ, Григорий
- ПОЛЕВАЯ, Зоя
- ПРОБШТЕЙН, Ян
- РАХУНОВ, Михаил
- РЕЗНИК, Наталья
- РЕЗНИК, Раиса
- РОЗЕНБЕРГ, Наталья
- РОМАНОВСКИЙ, Алексей
- РОСТОВЦЕВА, Инна
- РЯБОВ, Олег
- САДОВСКИЙ, Михаил
- СИНЕЛЬНИКОВ, Михаил
- СКОБЛО, Валерий
- СМИТ, Александра
- СОКУЛЬСКИЙ, Андрей
- СПЕКТОР, Владимир
- ФРАШ, Берта
- ХВИЛОВСКИЙ, Эдуард
- ЧЕРНЯК, Вилен
- ЦЫГАНКОВ, Александр
- ЧИГРИН, Евгений
- ШЕРБ, Михаэль
- ЭСКИНА, Марина
- ЮДИН, Борис
- ЯМКОВАЯ, Любовь
- Эссе
- Литературные очерки и воспоминания
- Наследие
- ГОРЯЧЕВА, Юлия. Памяти Валентины СИНКЕВИЧ
- ОБОЛЕНСКАЯ-ФЛАМ, Людмила - Валентина Алексеевна СИНКЕВИЧ - (1926-2018)
- СИНКЕВИЧ, Валентина
- ШЕРЕМЕТЕВА, Татьяна. Голубой огонь Софии ЮЗЕПОЛЬСКОЙ-ЦИЛОСАНИ
- ЮЗЕФПОЛЬСКАЯ-ЦИЛОСАНИ, София
- ГОРЯЧЕВА, Юлия - Ирина Ратушинская: поэзия, политика, судьба
- ГРИЦМАН, Андрей - ПАМЯТИ ИРИНЫ РАТУШИНСКОЙ
- РАТУШИНСКАЯ, Ирина
- Изобразительное Искусство
- От редакции
- Подписка
- 2017-ОБ АВТОРАХ
2016-Виктор ГОЛКОВ
* * *
Эй ты , время моё глухонемое,
Обведённое железною каймою...
Отодвинулся твой занавес дырявый,
Испарился герб твоей державы...
Ну а герб тот – тяжелая дубина
Да на кровь похожая рябина.
Родство
Омут времени, первые люди,
на останках становищ - холмы.
Много каменных ваших орудий
под землёй обнаружили мы.
И в пещерах, где вы зимовали
у мороза и ночи в плену,
мы увидели, как рисовали
вы охоту, любовь и войну.
И, конечно, безмерно много
пролегло между нами всего:
вы ещё не поверили в бога,
мы не верим уже в него.
Но не знаю я, так ли важно –
Пуля в глотке, копьё в груди.
Снова птицы кричат протяжно,
Синей плоскости посреди.
Как хребет, протянулась льдина,
Мутно – сыр снеговой покров.
И слились во мне воедино
Ледокола и мамонта рёв.
* * *
Живое к живому – такой закон,
теснее, ещё тесней.
Так любят друг друга она и он,
друг друга находят он с ней.
Не разум, не воля и не мечта,
так клетки мои хотят.
И к мыслям подкрадывается красота
и топит их всех, как котят.
Я знаю – уже не родит она,
бесплодный порыв жесток,
но мне эта древняя ложь нужна,
как ржавой воды глоток.
* * *
Золотые круги на запястьях...
Это нужно, пока расплетаются пальцы,
И металл сохраняет смысл.
Это нужно, пока наблюдают глаза,
Что так жаждали всем любоваться.
Это нужно, пока не взлетела душа,
Уничтожив иллюзию “жить“.
* * *
Мы знаем издавна друг друга,
Навеки, наповал, вразнос.
Упрямо кружимся по кругу,
Устали от своих угроз.
Стрельба в упор – такое дело,
И вся страна уже тюрьма.
От взрывов небо помертвело,
И сотрясаются дома.
Пока мы их не переколем
До позвоночника, до дна,
Придётся красться чёрным полем,
Где за войной – ещё война.
Жара
Как спастись от жары в этот душный июльский денёк?
Испарения трав, изнурительный зной, солнцепёк.
Утомлённо – замедленно света вершится игра.
Может быть, ближе к ночи немного ослабнет жара.
Жизнь клокочет сердито, и воздух горчит на губах,
и горячая влага темнеет под ситцем рубах.
Тень, гранича со светом, вдали образует черту,
и вершиной округлой вонзается клён в высоту.
А жара торжествует, над пыльной землёю царя,
и огромное солнце повисло, над нами горя.
И дышать всё труднее, и кажется, что никогда
белым светом не будет лучиться ночная звезда.
Голос
Мы красили ограду в серый цвет
и вытирали руки то и дело,
а краска застывала и твердела,
и мы жалели, что бензина нет.
И вдруг откуда-то из глубины
донёсся звук – тягуче и фальшиво
запел старик, и в голосе визгливом
весь утонул звенящий гул весны.
Не умолкал пронзительный фальцет,
и с ветром прочь мотив не уносился.
Как тот, кто мёртв, обратно в жизнь просился,
а Бога нет, и вечной жизни нет.
Клубился май в сиреневом цвету,
любить и верить без конца способный,
а голос рвался на куски, подобный
на злом ветру дрожащему листу.
Огни
Цепь огней – серебряные дыры,
тишины кочующий ковчег.
Словно где-то на окраине мира
жжёт костры последний человек.
Холод почвы ощущают ноги,
никого в ночи не повстречать.
Голоса надежды и тревоги,
и любови – не хотят молчать.
И над тихим маленьким селеньем,
над разбродом низкорослых хат
звук дыханья и сердцебиенья
вырастает в грозовой раскат.
* * *
Жгучее солнце, не устающее жечь.
Пронзительные, визгливые голоса детей.
Картавая, по нервам бьющая речь, –
голая жизнь без затей.
Говорят, явись я лет двадцать назад,
вероятно, сегодня бы жил, как король.
Построил виллу и ходил пузат –
вот так роль.
В отсутствие Родины,
обрубленной на корню,
которая попросту на карте пятно,
изменюсь я или изменю, – всё равно.
* * *
Вот мы – бездумные, как рыбы, –
всё к чёрту, быть бы на плаву.
Ну что же, и на том спасибо
стране, в которой я живу.
Там, где прошёл назареянин,
беспечно чудеса творя,
я, жаром солнечным изранен,
припомнил вдруг концлагеря.
Стал братский гнёт бесповоротным,
как режущий восточный зной.
И дух, затравленным животным,
прибился к нации родной.
* * *
Мёртвые не имут сраму,
но, толкаясь и кляня,
всё разыгрывает драму
уцелевшая родня.
Изживающая чудо
до бессмысленной черты,
и несутся пересуды,
как дубовые плоты.
Вой ночной машины резче
крика филина в лесу.
И о Родине зловещий
сон в предутреннем часу.
* * *
Я ощутил родство между собой
и кладбищем еврейским в Кишинёве,
как будто пробудился голос крови,
и взвыл Иерихонскою трубой.
И Театральный переулок мой
забыть навечно не хватает силы:
кружат над ним знакомые могилы,
как ласточки, – и летом и зимой.
Из эмигрантской дали грозовой
спускаюсь вниз – по снам, как по ступеням,
в осенний сад, к таинственным растеньям,
где не поймёшь, кто мёртвый, кто живой.
* * *
Моя тюрьма, томленье духа!
Всё, что дошло из жизни той,
уничтожаешь зло и сухо
своей щемящей духотой.
Нашествие чужих созвучий...
Но, коль предчувствие – не ложь,
из этой цепкости паучьей
ты в рай по облаку взойдёшь.
Пока гудят пески, желтея,
все в тенях древних колесниц.
И косо смотрит Иудея
из глубины пустых глазниц.