Skip navigation.
Home
Связь времён

Навигация
Home

2017- Евгений ЧИГРИН

              ЛЕТАЮЩИЙ МАЛЬЧИК



                  КИНО АПРЕЛЯ
      
       Весною эльфы тянутся к моим
       Пространствам, понимающим тепло.
       «Не отдавай поэзию чужим», —
       Кому я говорил? Давно прошло.

       Весною нежность хочется спасти
       От воронья и во́лков, и больших
       Видений, чьи расквашенные рты
       Роняют ужас в комнатах пустых,

       Когда стоит проклятье в полный рост
       И зеленеют чёртики Ф.Д.,
       И самый не хвостатый, мнится, прост —
       Метнулся в угол, взвился в красоте,

       Преобразился и пропал во мгле,
       И нечего за это упрекать…
       И многоточье прячется во мне,
       Со мной садится прямо на кровать.

       Весною нежность интенсивней, плюс
       Отчаянье: два чувства тянут нить.
       Кому я говорю? Одной из Муз —
       Я наливаю, предлагаю пить.

       Не алкоголь, конечно, кальвадос
       И золотое, жаркое вино.
       Глотайте, Муза. Усмирим невроз,
       Придумаем апрельское кино,

       Где я скажу, вернее, скажешь ты,
       И может, что-то в нас произойдёт,
       И голубое облако мечты
       Откроет закодированный код:

       И мы войдём в чудесные миры,
       Ну как впервые входят в синема,
       Там ангелы, как в хосписе, щедры
       И лучший лирик не сошёл с ума.



                          *  *  *
     
       Серебрится кристаллами цезия,
       И бормочет, порой наугад, 
       И весной крылышкует поэзия:
       Вещество и питательный яд
       Для счастливых и для неуверенных,
       Пьющих спирт стиховой до утра,
       Не седьмого ли неба поверенных?..
       В веждах ангела жизнь расцвела.                       
       Эта музыка в воздухе спрятана, 
       Вот — былинка, а вот — пустячок,
       То сверкнёт, то, как облачко, матово,
       То опять изумрудный сверчок,
       Светлячок, и лекарство, и шмалево,
       Волчье солнце, удача на грош,                                       
       Амфибрахия белое зарево,
       Анапеста чудесная дрожь…
       Дунешь в дудку и — дактили гномиком…
       Сколько воздуха в этом тире! —
       Так весна открывается томиком
       И стоит на библейской заре.




                ДЕРЕВЯННАЯ ДУДКА

        В нетвёрдом сне я выдумаю жизнь:
        Фонарик там горит? Скорее жирник.
        И кто-то мне роняет: присмотрись —
        Какой-то лирик?
        Астральный лирик с дудочкой стоит:
        В глазах звездинки, в колпачке, как в цирке,
        В ботиночках… нелепый индивид,
        Как будто в ссылке

        Космической? Придуманный типаж?
        Мультяшный призрак с деревянной дудкой? —
        Элегий драйвер, вписанный в пейзаж,
        С живой погудкой,                                                                     
        С надеждой на последние слова,
        На музыку, в которой свились музы,
        Раздуты щёки, в Боге голова,
        Уста иллюзий

        Стараются для музыки, для слов.
        И ткутся сны библейскими стихами,
        И свет старозаветных берегов
        Держу руками.
        Стою в улыбке Господа, живу,
        Пока бемоли тянутся к минору,
        На раз-два-три вплываю в синеву,
        Продольной вторю…

        И бабочки видений вьются мне:
        Там фитилёк, там дудочник, как чудо…
        На автора стиха похож и не
        Похож как будто? —
        В одежде света, лёгкий старичок,
        Влекущий космос. Знающий о многом.
        …Ты б тоже так за грошик жизни смог? —
        Не ставши богом?..




                     ЗИМА. ИМПРОВИЗАЦИЯ

         Проспать всю зиму. С книжкою молчать, 
         Стать пилигримом в собственной постели,
         Не видеть никого, не замечать… 
         В картинках пересказывать метели
         О том, как письма ходят на почтамт 
         И к дуралею Печкину приходят,       
         Как ветер прячет в горле старый ямб, 
         Как музыку бессмысленную водят
         В библиотеку привидений, где 
         Лежит душа и машет, будто птица,
         Мистическими крыльями. Везде — 
         Другие души… Музыка кружится,
         Над патефоном ангел — диск-жокей — 
         Служитель музыкального Эдема?
         Вдохните мне элегию теней,
         В которой таитянская поэма
         Сверкает жемчугами южных вод, 
         Смотрелся живописец в это море,
         Чем Южный Крест вообразимо горд, 
         О чём скажу в мечтательном глаголе.
         Смотрю в окно. Там сильный снег в снегу 
         Скрывает жизнь прохожих и счастливых.
         Фонарь зелёным брызнул на бегу 
         В больших и толстых, и неторопливых.
         Фонарь сбежал не в Данию? Ага. 
         В стране-игрушке спит писатель сказок: 
         «Огниво», «Ёлка»… Сумерки. Снега. 
         Среда. Четверг. В словарике подсказок
         Живут миры, как будут жить потом… 
         Проспать всю зиму. Встретиться с морями,
         Войти босым в колониальный дом 
         (Скачайте жизнь: все пальмы с берегами).
         Кому я говорю в воздушной мгле?.. 
         Доплыли мы до берега? Доплыли.
         Фрегат воображенья в феврале 
         Прекрасно накрутил такие мили.
         Схожу по трапу. Говорю «пока» 
         Курящему гашиш худому кэпу.
         Весь в «Баунти» и музыке. Строка 
         Завязана на солнечную скрепу.
         Плывут миры, как будут плыть потом… 
         Штурвальный жизни с неба шлёт приветы
         И объясняет счастье на таком… 
         В который иммигрируют поэты.



                 *  *  *
        
        Пушкинская вьюга,
        Вяземского холод,                                      
        Так зима-подруга
        Забирает город.

        Лезет, ломит вьюга,
        Видоизменяя
        Местность. Слышит ухо
        Маленького Кая —

        Андерсена слышит,
        Данию из детства,                                       
        И метелью дышит
        Формула злодейства:

        Королева круто                                        
        Завлекла мальчишку,                                  
        Королева люто                                             
        Замутила фишку.

        Да припомним Герду —
        Девочку и розы…
        В масть жестокосердью
        Жёсткие морозы:

        С допотопной рифмы
        Потешайся, вьюга! —
        Сочиняя шифры
        В воздухе… Дерюга
                
        Небосвода мрачной
        Видится отсюда,
        Слышится щенячий
        Голос ниоткуда —

        Это сто картинок:
        Фокусы-причуды,
        Миллион снежинок
        И ветра, как спруты…

        Над морозной сферой,    
        Над которой вестник,
        Над моей фатерой —           
        Русский Бог из песни

        Вяземского — это 
        Мне в такую полночь
        Словно капля света,
        Словно в руки помощь.

        Тянутся картинки:
        Герда, королева,
        Лепятся снежинки –
        Слева, справа, слева…

        Вот и Кай теплеет,
        Ангелы в улыбках,
        Скоро просветлеет…
        В дрёмах-недосыпах  
    
        Столько многоточий:
        Чёрное на белом,
        Это темы ночи
        Вместе с неумелым,

        Крошечным рассветом,
        Он ещё в дороге…
        Смотрят тёмным спектром                                                           
        Города и боги.

                  
       

                                 *  *  *
        
        Тончайший шорох листьев… Скоро нам 
        Невидимый опустит осень… Осень 
        Уже дохнула музыку ветрам, 
        Две стрелочки свела на цифре восемь.
        К замостью фиолетовая мгла 
        Спешит на крыльях ангелов и птичек.
        Ты теплоту легко с собой взяла, 
        Как несколько живительных страничек,
        В которых ты так обольщала, что   
        Всё становилось образным и скрытым:
        Закат стоял в костюмчике бордо, 
        Вышёптывал то музам, то харитам,
        Которым было не до нас. Звезда 
        Выглядывала с дикостью такою,  
        Что нагота светилась без стыда, 
        По Модильяни: белою рекою
        Темнея треугольником волос, 
        В молчании, которого хватало,
        На темноту, на летний дождик слёз, 
        На горний свет мажорного хорала,  
        Живущего в голландском сидюке, 
        Как гномики в дремучем подземелье,
        На светик в постаревшем ночнике 
        И коду меланхолика Корелли,
        Который — листья, шорохи, слова
        Не Самого, так ангелов и птичек…
        На ноготок везения — сперва, 
        Потом — на холод бархатных ресничек. 



                                 *  *  *      
 
          Глаза поднимешь — осень на дворе. 
          В кепчонке жёлтой постаревший ангел,
          Ничей двойник, как муха в янтаре,
          На облачко смотрящий местный сталкер.                   
          Да rock-n-roll, который ветер мне
          С календарём принёс. Скажи спасибо.
          Дырявый лист в желтеющем огне 
          Плывёт по суше, как по морю рыба.
          И тот, который ближе к Самому, 
          Нахмурился, ушёл и не простился —
          По мостику, ведущему во тьму, 
          По воздуху, в котором проявился.
          Глаза поднимешь — не поймать небес, 
          В прицеле взгляда вороны и волки
          Химерных туч, накрывших башни мест, 
          Витой собор и ветхие каморки,
          И домики, в которых дровосек
          И домовые гномики, как будто
          Живут какой-то старомодный век, 
          В стаканы нам подмешивая чудо.
          Глаза поднимешь — осень на дворе: 
         От жёлтого к пунцовому, к астралу
         Селены в неокрепшем октябре,
         Идущему по голубому шару.
         И что-то там за мёртвым лесом, что — 
         Похоже на видение без смысла…
         На мальчика в летающем пальто,
         На девочку, что облаком повисла.




       МАЯК НА МЫСЕ

                                                    Забыть континентальные слова:
                                                    Смешение архаики и сленга.
                                                    На мысе пахнет яблоком трава
                                                    И яблоком одна аборигенка…

        Сбежать с материка. Сойти на мысе,
        Почти необитаемом. Почти.
        И выкинуть завянувшие мысли,
        Как некогда вчерашние цветы.
        И написать люпиновые письма
        Тем мертвецам, с которыми на «ты»
        Бывал, когда — соломенные листья
        Ложились в запустенье темноты.

        И домолчаться до условных знаков
        Из мира параллельного, когда
        Текут к созвездьям сны архипелагов,
        Консервной банкой смотрится звезда.
        И маяку сложить стихотворенье
        О маяке, сигналящем во мгле:
        Схватить на дактиль чудное мгновенье —
        Свет корабля, как память о земле,

        Которую оставил по причине
        До йоты непонятной самому…
        Стать зверем? Птицей? В сумрачной картине
        Словариком, сверкающим во тьму? —
        Хореем маяка, спондеем мыса,
        Отшельником, пропавшим навсегда?
        Не ждущего с авиапочтой пи́сьма,                                                       
        Забившего вчера на города…



       ЖЕЛТЕЮЩИЙ ФОКСТРОТ

        Посмейся, Бог, — я говорю Ему, 
        Скорей, шепчу холодными губами.
        По-зимнему старею. Знаю тьму.
        Грешу стихами.
        Посмейся, Бог, но — расскажи, зачем
        Я тут и там и — понимаю песни,
        Которые смешались с бытием 
        И мокнут, если

        Случается драконствующий дождь, 
        Который Ты зачем-то посылаешь,
        И голубиный умирает вождь, 
        Об этом знаешь?
        И снег везде, и птица на снегу,
        И демиург на цифровом экране —
        Ведёт во мглу монгольскую Ургу,
        Как на аркане.

        Зачем я жизнь по ниточке живу:
        Глотаю небо и плюю заразу,
        И не курю афганскую траву
        Иллюзий сразу…
        Блуждает снег. Вокруг ложится снег
        И на мосту Мякининском блистает,
        И снова Ты тревожишься за всех…
        Луна играет

        Для марсиан желтеющий фокстрот,
        Который я не слышу. Граммофоны
        Других планет поют наоборот:
        Свои законы.
        Я вещество? Я только вещество,
        Субстанция твоих забот всего лишь?..
        Посмейся, Бог. И больше ничего.
        И не поспоришь.

        

                         СЛОВА

          Сползает день, как женское бельё,
          Банальное на скрипочке играя,

          Хватаясь за словесное витьё,
          Оливковые сумерки встречая,

          В которых дождь размашист и ершист:
          Бог сентября диктует третьи сутки,

          Целует смерть любой летящий лист,
          И дуют ветры в северные дудки.

          Но — скоро нам большой аэропорт
          Махнёт рукой, забросит наши души

          В рифмующийся с жизнью небосвод…
          В который раз откинемся от суши?

          Мы поспешим на боингах туда,
          Где Порт-Саид вышёптывает море,

          И пёстрые увидим города:
          За слоем слой раскусим это вскоре… 

          Под солнцем караванных местностей
          Мы из карманов вытряхнем пустыню,

          Сменяем тьму на радугу сластей,
          Как горькое на сахарную дыню.

          Перелистаем финиковый мир,
          Над тамариском высмотрим созвездье

          И, прокурив кальяновый Каир,
          В каком тогда очухаемся месте?

          …Уходит день на тающих своих —
          Своих двоих… Всего на грошик света.

          Мы в сумерках, мы числимся в живых…
          Пронзает мглу зелёная комета.



                      МАМБЕРАМО

          В Новой Гвинее река Мамберамо,
          Тёмные люди, леса…
          (Просится в рифмочку «мама» и «рама»)
          Застят виденья глаза
          Мне в Подмосковье: в подзорную трубку
          Фантасмагорий — река
          Чудится. Мнится. Зелёную шлюпку    
          Тянут — куда? — облака.

          …Тыквы и яблоки осени — осень
          Лакомят, как захотят,
          Жёлтое яблочко падает оземь,                      
          Жёлтое кружится над…
          Длится ореховый остров: в Гвинею
          Стихотворенье пишу,                                                         
          Словно в знакомую мне эмпирею?..
          Солнечному миражу,

          В тропики? В мангры, в которых гуляет                                  
          Ярко-зелёный павлин,
          И химеричным закатом стекает
          В заросли сочный кармин.
          …Варвары пляшут синг-синг в полнолунье,
          В полый бамбуковый ствол
          Весело дует худая ведунья,
          Пахнет животным атолл.

          …В Новой Гвинее река Мамберамо.
          Дождь в Подмосковье — врасплох!
          Тучей отъявленной смотрит с экрана
          Неба нахмуренный Бог.
          Остров стирается мокрым и быстрым:
          Демон с дырявым ведром
          Ходит в Мякинино вечером мглистым,
          Смотрит дождливым огнём.



                              *  *  *
         
          …Слова истёрлись. Сумерки. Опять                  
          Цветы Сезанна вышли на балконы
          По демиургу небо понимать, 
          Багровые смотреть иллюзионы. 
          Иллюзии, сверкнувшие в мозгах,
          В реальности остались за плечами,
          Вчерашний кайф, по Соломону, — прах —                      
          Становится туманными стихами.
          Расшифровать? — в какую жизнь теперь 
          Слова текут под лейблом астения?..
          Темнеет рифма, словно рядом Зверь, 
          В соседней церкви скоморохи Вия?
          И беспилотник в лёгких облаках 
          Легко принять за детскую забаву,
          Когда вся жизнь в придуманных словах
          И музах, обнимающих по праву. 
          К чему сказал? — легко раскусит тот, 
          Кто вымахнул за старыми ветрами,
          С ним на щите — легенда — Ланцелот,                   
          Со мной — весна с летательными снами.
          Во дворик выйду: говорящий кот 
          На языке египетском — со мною,
          Невдалеке — тупик и поворот,
          А в параллельном — Старая с косою
          Хохочет над… И больше ничего. 
          Всё обрастает сумерками дальше…
          Фонарный свет. Светило. Вещество.                         
          Ну, чисто так. Без примесей и фальши.



       ЖЁЛТАЯ ЗЕМЛЯ
                          
                              Циклон с Хоккайдо
                              прошёл по всему острову…

        Боги оста
        Катят бездны,
        От форпоста
        Мир безвестный  
        Весь в циклоне
        От Хоккайдо,
        Мрак в законе:
        Всё хозяйство

        Штормовое
        Дышит, длится…
        Роковое
        В море мнится
        Капитанам,
        Лаперузам,
        Мореманам
        И хунхузам

        В мокрых джонках —
        Что́? — попались?                                
        Тучи в контрах,
        Расстарались
        Боги оста —
        Катят бездны,
        Тьма запро́сто
        Берег местный

        Прихватила.
        Жизнь в загоне.
        Аспид* — сила.   
        Всё в циклоне.
        Не Макао
        Тут. Не Гоа.
        Не какао
        Пьют. Другое,

        Что покруче,
        Наливают —   
        Это лучше
        Понимают.
        Земли, мили,
        Фумаролы
        Застолбили
        Холод голый.

        Восьмихвостый
        К нам отряжен,
        В свите монстры.
        Быт разлажен.                                     
        Восьмихвостый
        Из Киото?
        Самый острый? —                       
        Их забота.      

        Восьмихвостый
        В маске вихря!
        Мир беззвёздный,
        Жизнь затихла.
        Мир инакий
        Существует?
        Вьются страхи —
        Змей лютует.

_____________
* Восьмихвостый змей (яп.)



                                                             СМОКВА

Пряное солнце прогрело зелёную смокву, кто я и где я — попробуй теперь разбери…
Видимо, скоро, по воле Спасителя, смолкну, чтоб облаками светиться с небесной земли.
Чтоб с НЛО говорить про седой амфибрахий, с дактилем пить марсианский
                                                                                                                             весёлый вискарь 
И анапестом небесные жечь альманахи, и в темноте зажигать золотистый фонарь.             
Видеть: несут восемь демонов душу поэмы — это моих одиночеств последняя суть,
Светятся губы метафор, равно диадемы, лунной хозяйке ложатся на жёлтую грудь.
Видеть: стоят в галактическом мире по списку девочки-музы, привет, золотые мои.
Я вам писал, вы храните e-mail-переписку, плакали в вашем саду обо мне соловьи…  
Видеть: несут восемь ангелов книгу печали, радости книгу несут эти твари Тебе.
Я говорил: «Так случится…», — в неспящие дали, я поднимался, играя на тихой трубе. 
Я пионер, понимающий евангелиста, я засвечусь, и тогда Ты увидишь меня
Точкой? Звездой? Понимающим коду флейтиста? Тем, для кого не хватило простого огня?
Смоква, смоковница, винное дерево, фига — пахнет Египтом, Аравией, Сирией и —
Вечностью той, о которой прочитана Книга… Я говорю, и поют про меня соловьи. 
Фиговый лист шелестит про Адама и Еву, Ветхим и Новым Заветом легко шелестит.
Я с каждым днём уплываю к последнему небу, пью по утрам стиховой 
                                                                                                                    неразбавленный спирт, 
Пряное солнце глотаю под вечным инжиром. Что говорю? Это — трудно и просто и не…
Рифмой свечусь и сливаюсь с неведомым миром, и соловьёв принимаю в своей тишине.


ЧИГРИН, Евгений Михайлович (р. 1961) – поэт, эссеист, автор поэтических книг: «Неспящая бухта» (изд. «Время», Москва. 2014), «Подводный шар» (изд. «У Никитских ворот», Москва. 2015), «Невидимый проводник» (изд. «У Никитских ворот», Москва. 2018) и др. Стихи переведены на многие языки мира. Лауреат литературных премий. Награждён несколькими медалями, в том числе медалью Николая Гоголя за книгу «Погонич» (на украинском языке: 
перевод Игоря Павлюка, изд. «ДIA», Киев, 2014).