Skip navigation.
Home

Навигация

2011-Фельдшер, Люба

           *   *   *


Totusi este trist în lume!
М. Эминеску. "Floare albastra" ("Синий цветок")


Цвет небесный, синий цвет
Славил не один поэт.

Синеву иных начал 
Эминеску воспевал.

У любви короткий срок, –
Говорит его цветок – 

То ли василек Шагала, 
То ли просто василек.

Всё еще приносят боль
Эти строчки про любовь.

"Грустно жить на этом свете", –
Повторяю вновь и вновь.

Надо сборник тот найти, 
Чтобы дух перевести, 

В прошлое на миг вернуться…   
В настоящее уйти.       


         ЦЫГАНЕ

Цыгане у вокзала жили,
На узкой улочке одной.
Их почему-то не любили 
И обходили стороной.

Мы часто, не спросив у взрослых,
Играть ходили у домов
Приземистых и низкорослых, –
Как будто из других миров.

Не возвращаются в начало, 
Когда еще далек конец.
Цыгане жили у вокзала:
Сапожник, ювелир, кузнец…

Они раскрасили картинки
Моих далеких детских лет,
Еще до Пушкина, до Глинки, 
До мнимых и реальных бед.


              ОБЛАКА

У хрупких душ повадки облаков –
То ливнем брызнут, 
То ударят градом.
Поверьте им, 
Побудьте с ними рядом –
Не бойтесь этих призрачных оков.
О сильном, не умеющем рыдать,
О слабом, не скрывающем рыданья, 
Я стану думать – словно выбирать
Дано мне, бесконечно выбирать,
Пока не остановится дыханье.


                 ТАНГО

На пышной еврейской свадьбе 
Мы с папой танцуем танго.
И у меня получается 
Не хуже, чем у других!
Гости за стол садятся. 
Нас пригласили случайно.
Невеста ярко накрашена, 
И полноват жених. 
Где это было? Кажется,
В городе моего детства,
Или позднее, в юности, 
Когда я в Москве жила. 
Впрочем, какая разница…
Танго – мое наследство, 
И я танцевала на свадьбе 
Старательно – как могла. 
Если мне станет грустно,
Вспомню далекий вечер.
Гости кричали "Горько!"
Кто-то посуду бил.
Только теперь я знаю, 
Что на всем этом свете
Меня, как мама и папа, 
Никто никогда не любил.

               *   *   *
Дворы, дворы… 
Какая разница  –
В одной стране или в другой!
В них вечное вершится празднество
Под солнцем или под луной.
Валяется посуда битая.
Белье трепещет на ветру.
И кукла – старая, забытая, 
Ждет, что возьмут ее в игру.
Сверну в проулок с людной площади,
Увижу ветки и забор.
И с умилением, как в прошлое, 
Вернусь к себе – войду во двор.


                 *   *   *                         
Кристалинская снова поет, 
Старомодно и сентиментально,
О дожде, о молчанье печальном 
И о счастье, что ждет у ворот.
Было детство, и пела она 
То же самое, только когда-то.
Забываются лица и даты,
Ну а песни – на все времена.
Спрячу диск. Не хочу бередить 
Постаревшие сердце и душу.
Только голоса не заглушить – 
Он звучит,  даже если не слушать.


               *   *   *
Жизнь Арсеньева – книга книг, 
Одинокой души отрада,
Унимающий боль родник
В глубине осеннего сада.
 
Закоулки женской души, 
Роковая природа грусти –
Я читала о них в тиши
Опостылевшего захолустья.

Жизнь Арсеньева, жизнь моя…
Я уехала, и не знаю,
Как весной зеленеет земля
У заброшенного сарая... 

Что дано – совершилось в срок.
Тонкий лед забвения тает.
Бунин тоже был одинок,
Только это не утешает.